Имам газимагомед биография. Гази-мухаммад о руководствующихся адатом. Из цикла статей «Борьба за защиту веры и народа»

| | | | |
гази мухаммад хоблос, гази мухаммад посланник
Имам (Гази-Магомед, Кази-Мулла, Газимухаммад) бин Мухаммад бин Исмаил ал-Гимрави (Гимринский) ад-Дагистани (1795, аул Гимры, внутренний Дагестан - 17 октября 1832, там же) - имам, мусульманский учёный богослов, преемник Муллы-Магомета, основателя и распространителя на восточном Кавказе учения суфийского тариката. Предки Гази-Мухаммада были из аула Урада.

Поначалу был имамом в своём ауле, затем стал проповедовать ислам и призывать к шариату в горных аулах Дагестана. К 1829 году значительно распространил свои взгляды на территории современной Чечни и Дагестана. Мечтал об образовании всемусульманского халифата. Провозгласил себя имамом Дагестана и Чечни и объявил газават («священную войну») Российской империи.

Был одним из самых отважных и предприимчивых горских предводителей, действовавший против России в конце 1820-х и в начале 1830-х годов.

17 октября 1832 года был убит во время штурма русскими войсками аула Гимры. При взятии аула бароном Розеном, заперся в башне с 15-ю наиболее приближенными, среди которых был будущий имам Шамиль, пытался прорваться с боем, но был убит. живых остались двое защитников башни, среди которых был будущий имам Шамиль.

Тело Гази-Мухаммада было выставлено в том виде, как его нашли; его труп принял положение молящегося; одна рука держалась за бороду, другая указывала на небо.

Первоначально был похоронен в селении Тарки, близ города Петровска (ныне - Махачкала), но в 1843 г., отряд хаджжи Кебеда ал-Унцукулави захватил Тарки и перенес тело Гази-Мухаммада под Гимры. Гимрах над его могилой был воздвигнут небольшой мавзолей.

• 1 Духовное становление Гази-Мухаммада
  • 1.1 Первые годы
  • 1.2 Кази-Мулла против адатов
  • 1.3 Джемал-Эддин
• 2 Имам
  • 2.1 Первые действия
  • 2.2 Походы Гази-Мухаммада
  • 2.3 Гимринская башня
• 3 Последствия
• 4 Примечания
• 5 Литература

Духовное становление Гази-Мухаммада

Первые годы

Гази-Мухаммад был внуком ученого Исмаила, родился в селении Гимры. Отец его не пользовался народным уважением, не иным особенных способностей и придерживался вина. Когда Магомеду минуло десять лет, отец отправил его к другу в Каранай где он и обучился арабскому языку. Он окончил свое образование в Араканах у Сагида-Эфенди, славящегося своею ученостью, но придерживающегося также вина. Магомед был очень набожным человеком, отличался своею строгостью жизни, серьёзным направлением ума, необычайным пристрастием к учению, склонностью к уединению и самосозерцанию, во время которого он даже затыкал уши воском, чтобы не отвлекаться. Шамиль говорил про него: «он молчалив как камень»

Кази-Мулла против адатов

Решив, что дальнейшее учение ничего нового ему уже не даст, Магомед стал муллою, вероучителем, и со всем азартом своего мрачного фанатизма отдался проповеди шариата - гражданских законоположений Корана. Вдохновенный, суровый проповедник, он быстро снискал широкую популярность среди своих воинственных земляков. Его стали называть Кази-мулла - «непобедимый мулла», и движение молодого духовенства за реформы нашло в нём энергичного и умного идеолога. Но однажды вернувшись в Гимры, Шамиль нашел своего друга в весьма возбужденном состоянии. Магомед уже целый месяц маялся от нетерпения, желая посвятить Шамиля в свои отнюдь не отшельнические планы. Убедившись, что знаний в Дагестане - целые горы, а веры, добра и справедливости становится все меньше, что родники истины высыхают, не успев утолить черствеющие души, Кази-Мулла Магомед вознамерился расчистить благодатные источники, чтобы спасти гибнущий в грехах и невежестве народ. Кази-Мулле не пришлось долго убеждать друга, который давно уже был готов к подобному повороту дела. Тем более что беды и нашествия, обрушившиеся на Дагестан, оба считали наказанием Аллаха за ослабление веры. Божественная воля, избравшая Кази-Муллу своим орудием, преобразила доселе кроткого алима в яростного обновителя веры. Первым делом Магомед обрушился на адаты - древние горские обычаи, которые не только противоречили шариату - мусульманскому праву, но и были главным препятствием к объединению горцев. Как писал хронист аль-Ка-рахи: «На протяжении последних веков дагестанцы считались мусульманами. У них, однако, не имелось людей, призывающих к проведению в жизнь исламских решений и запрещающих мерзкие с точки зрения мусульманства поступки».

Адаты в каждом обществе, ханстве, а порой и в каждом ауле были свои. Кровная месть, опустошавшая целые области, тоже была адатом, хотя шариат запрещает кровомщение против кого-либо, кроме самого убийцы. Похищение невест, работорговля, земельные междоусобицы, всевозможные насилия и притеснения - множество давно прогнивших обычаев толкали Дагестан в хаос беззакония. феодальных владениях, на глазах царских властей, процветало варварство: ханы сбрасывали неугодных со скал, выменивали дочерей провинившихся крестьян на лошадей, выкалывали глаза, отрезали уши, пытали людей каленым железом и обливали кипящим маслом. Царские генералы тоже не особенно церемонились, когда речь шла о наказании непокорных.

И все же адаты были для горцев привычны и понятны, а шариат, как закон для праведников, казался делом слишком обременительным. Одни лишь проповеди, даже самые пламенные, неспособны были вернуть горцев на путь истинный. И молодые адепты не замедлили присовокупить к ним самые решительные действия. Для наглядности они решили испытать гимринского муллу. Когда горцы собрались на годекане обсудить последние новости, Шамиль сообщил мулле, что его бык забодал корову Шамиля, и поинтересовался, что мулла даст ему в возмещение убытка. Мулла ответил, что ничего не даст, так как, по адату, не может отвечать за глупое животное. Тогда в спор вступил Кази-Мулла Магомед, сказав, что Шамиль все перепутал, и это корову муллы забодал бык Шамиля. Мулла переполошился и начал убеждать собравшихся, что ошибся и что, по адату, с Шамиля причитается компенсация. Гимринцы сначала рассмеялись, а затем заспорили - что же для них лучше: адаты, которые позволяют судить и так и этак, или шариат - единый закон для всех. Спор был готов перерасти в стычку, но Магомед легко объяснил горцам их заблуждения и нарисовал такую пленительную картину всенародного счастья, ожидавшего горцев, если те станут жить по вере и справедливости, что решено было безотлагательно ввести в Гимрах священный шариат, а неправедного муллу удалить из общества вместе со списками богомерзких адатов.

Прослышав о новшествах, в Гимры поспешили соседи, приглашая ввести шариат и у них. По такому случаю, Кази-Мулла написал «Блистательное доказательство отступничества старшин Дагестана». этом страстном трактате он обрушился на приверженцев адата: «Нормы обычного права - собрания трудов поклонников сатаны. …Как же можно жить в доме, где не имеет отдыха сердце, где власть Аллаха неприемлема? Где святой ислам отрицают, а крайний невежда выносит приговоры беспомощному человеку? Где презреннейший считается славным, а развратный - справедливым, где мусульманство превращено в невесть что? …Все эти люди разбрелись к нынешнему времени из-за бедствий и вражды. Их беспокоят свое положение и свои дела, а не исполнение заповедей Аллаха, запрет осужденного исламом и верный путь. Из-за своего характера и грехов они раздробились и ими стали править неверные и враги. Я выражаю соболезнование горцам и другим в связисо страшной бедой, поразившей их головы. И говорю, что если вы не предпочтете покорность своему Господу, то да будьте рабами мучителей».

Это воззвание стало манифестом вспыхнувшей в горах духовной революции.

Кази-Мулла обходил аул за аулом, призывая людей оставить адаты и принять шариат, по которому все люди должны быть свободны и независимы, и жить, как братья. По словам очевидцев, проповеди Кази-Муллы «будили в душе человека бурю». Шариат распространялся, как очистительный ливень, сметая недовольных мулл, лицемерных старшин и терявшую влияние знать. Кази-Мулла собрал вокруг себя уже много мюридов, и его проповедь звучала по всей Аварии. Жить по Корану и бороться с неверными! - таков был смысл его учения. Популярность молодого муллы вскоре разошлась по всей стране. О Кази-мулле заговорили на базарах, в ханских дворцах, в кельях отшельников. Аслан-хан Казикумухский вызвал Кази-Муллу Магомеда к себе и стал упрекать, что он подбивает народ к непослушанию: «Кто ты такой, чем ты гордишься, не тем ли, что умеешь изъясняться на арабском языке?» - «Я-то горжусь, что я ученый, а вот ты чем гордишься? - отвечал гость. - Сегодня ты на троне, а завтра можешь оказаться в аду». Объяснив хану, что ему следует делать и как себя вести, если он правоверный мусульманин, Кази-Мулла обернулся к нему спиной и начал обуваться. Ханский сын, изумленный неслыханной дерзостью, воскликнул: «Моему отцу наговорили такое, что собаке не говорят! Если бы он не был ученым, я отрубил бы ему голову!» Выходя из дома, Кази-Мулла Магомед бросил через плечо: «Отрубил бы, если бы Аллах позволил».

Власти не придали особого значения новому движению шариатистов, полагая, что они могут быть даже полезны в смысле обуздания ханов, дикие нравы которых возбуждали у населения ненависть к властям. Зато силу нового учения хорошо понял почитаемый в горах ученый Саид Араканский. Он написал своим бывшим ученикам письма, в которых требовал оставить опасные проповеди и вернуться к ученым занятиям. ответ Кази-Мулла Магомед и Шамиль призвали его поддержать их в деле введения шариата и сплочения горцев для освободительной борьбы, пока царские войска, расправившись с восставшими чеченцами и жителями Южного Дагестана, не принялись за высокогорные аулы, которым уже некого будет звать на помощь. Араканский не соглашался, полагая, что дело это безнадежное и непосильное. Тогда Кази-Мулла Магомед обратился к его многочисленным ученикам: «Эй, вы, ищущие знаний! Как бы ваши аулы не превратились в пепелища, пока вы сделаетесь большими учеными! Сайд может дать вам только то, что имеет! А он - нищий! Иначе бы ему не понадобилось царское жалованье!».

Джемал-Эддин

Уязвленный, Араканский собрал своих сторонников и открыто выступил против Кази-Муллы. Но было уже слишком поздно. Приверженцы шариата явились в Араканы и разогнали отступников. Сайд бежал к шамхалу Тарковскому, сказав, что его кусает щенок, которого он сам выкормил. Сайд любил хорошее вино, и в Араканах его оказалось достаточно, чтобы исполнить волю Магомеда: дом бывшего учителя был залит вином доверху, пока не рухнул. Ручейки с дьявольским зельем текли по аулу несколько дней, а захмелевшие ослы и домашняя птица изрядно повеселили араканцев. Горячие приверженцы нового учения сравнивали Магомеда с самим Пророком. Люди переставали платить налоги и подати, наказывали отступников, возвращались к истинной вере. Брожения и бунты охватывали уже подвластные царским властям области. Ученый тарикатист, созерцатель - Джемал-Эддин, служивший секретарем казикумухского хана, выразил желание познакомиться с молодым проповедником, но без мысли сделать из него тарикатиста. Джемал-Эддин был «молодым» вероучителем, лишь недавно получившим право благовествовать тарикат от Курали-Магомы из села Яраги, и ему нужны были дельные ученики.

Натура Кази-Муллы не выносила абстрактных увлечений. Он чувствовал себя бессильным углубиться в мистику тариката и с грубой иронией ответил Джемал-Эддину, что не считает себя способным к принятию таких высоких истин, как истина тариката. Дело в том, что Коран состоит из трех разделов - шариата, тариката и хакикята. Шариат - это свод предначертаний гражданского права, нормативы практической жизни; тарикат - указания нравственного пути, так сказать, школа праведников, и хакикят - религиозные видения Магомета, составляющие в глазах мусульман высшую степень веры.

В феодальных условиях демократический шариат был забыт и не выполнялся. Его прямолинейную логику заменили устные обычаи - адаты, которые, нагромождаясь столетиями, создали из гражданского права непроходимое болото примет, обрядов, преданий. На основе устного законодательства и росла тирания феодалов. Адаты опутывали народ крепче цепей, и Кази-Мулле, прежде всего, пришлось столкнуться с противодействием феодалов. Чтобы вернуться к законам Корана, надо было сначала изъять из рук ханства суд. Таким образом, борьба за чистоту веры невольно становилась борьбой политической, и тот, кто посвящал себя ей, отказывался от всех степеней «святости». Именно это дело избрал для себя неистовый Кази-Мулла. Джемал-Эддин же ограничивался только проповедью святости. Пути их были различны.

Однако же они вскоре встретились. И самое неожиданное из всего, что можно было ожидать, произошло мгновенно - Джемал-Эддин легко и быстро подчинил себе Кази-Муллу. Последнему недоставало лишь «ясновидения», чтобы самому сделаться мюршидом, провозвестником тариката, ибо истинный мюршид без ясновидения, как известно, ничто. Обладая спасительным «ясновидением»,- уделом избранников,- человек становится чист, как стекло, и в свою очередь обретал способность видеть, как через стекло, все помыслы людей. Джемал-Эддин открыл в Кази-Мулле и эту «способность» и, не откладывая дела в долгий ящик, предоставил ему право проповеди тариката в Северном Дагестане, о чём немедленно уведомил старшего мюршида - Курали-Магому. Это произвело в них необыкновенные перемены. Воинственные вожди шариатистов обратились в смиренных послушников, для которых молитвы стали средством более привлекательным, чем битвы. С тем они и вернулись. Кази-Муллу будто подменили. Вместо кинжалов он вновь взялся за проповеди, что мало соответствовало темпераменту его последователей. Они полагали, что волчьи аппетиты ханов и прочей знати можно укротить лишь силой, а вовсе не чудодейственными молитвами. Вскоре люди стали расходиться по домам, а первоначальные успехи шариатистов обращались в пыль. Но Кази-Мулла Магомед недолго оставался в плену очарования Джамалуддина. Он уже колебался между тягой к постижению пленительных высот тариката и стремлением к решительному искоренению адатов. конце концов, он объявил Шамилю: «Что бы там ни говорили Ярагинский с Джамалуддином о тарикате, на какой бы манер мы с тобой ни молились и каких бы чудес ни делали, а с одним тарикатом мы не спасемся: без газавата не быть нам в царствии небесном… Давай, Шамиль, газават делать».

Имам Гази-Мухаммад

Первые действия

Основные события в начале движения развернулись в Аварии. Первые свои удары Кази-Мулла направил против господствующих сословий. Он истребил более 30 влиятельных феодалов, расправился с некоторыми духовными особами и во главе 8000 войска в феврале 1830 года выступил против аварских ханов. Приблизившись к Хунзаху, он потребовал от молодого хана Абу Султана, находившегося ещё под регентством своей матери Баху-бике, прервать всякие связи с кавказской администрацией и присоединиться к повстанцам, но получил решительный отказ. Впрочем, Баху-бике, вдова хана, справлялась с ролью регентши довольно успешно. Народ уважал её за мудрость и необычайную храбрость. Конь, обнаженная сабля и винтовка были ей знакомы не хуже, чем самому отчаянному джигиту. делах государственных она была тверда, в делах житейских - великодушна. Кази-Мулла предложил ханше принять шариат, объявив: «Аллаху было угодно очистить и возвеличить веру! Мы лишь смиренные исполнители его воли!» Хунзах ответил огнем. Разделившись на два отряда, первым из которых командовал сам Кази-Мулла, а вторым - Шамиль, восставшие горцы повели наступление на Хунзахскую крепость. Шариатистов было мало, но они были уверены, что лучше один истинно верующий, чем сто колеблющихся. Началась битва. Был уже захвачен ханский дворец, но тут смелая ханша поднялась на крышу, сорвала с головы платок и закричала: «Мужчины Хунзаха! Оденьте платки, а папахи отдайте женщинам! Вы их недостойны!». Хунзахцы воспаряли духом и нанесли нападавшим жестокое поражение. Взять Хунзах Гази-Мухаммаду не удалось. Более того, он оказался вынужденным снять блокаду и оступить.

За эту победу Николай I пожаловал ханству знамя с гербом Российской империи. Ханша потребовала от царских властей подавить восстание и прислать в Хунзах сильное войско для удержания населения в покорности. Чтобы покончить с шариатистами, Паскевич направил к Гимрам сильный отряд. После демонстрационного артиллерийского обстрела гимринцам было велено изгнать Кази-Муллу и выдать аманатов. Кази-Мулла и его последователи ушли из аула и начали строить невдалеке от него каменную башню. Оборонительные башни были традиционным сооружением на Кавказе. Они строились различных форм и размеров. Бывало, что целый род помещался в одной башне, каждый этаж которой имел свое предназначение. Иногда башни строились для бежавшего кровника его родственниками. Обычно башня служила для защиты всего аула, но были и аулы, состоявшие из одних башен. Когда башня под Гимрами была закончена, Кази-Мулла сказал Шамилю: «Они ещё придут на меня. И я погибну на этом месте» Позже это предвидение сбылось. Опечаленный Джамалуддин велел Кази-Мулле «оставить такой образ действий, если он называется его мюридом в тарикате». Однако Кази-Мулла не собирался опускать руки. Под Хунзахом он потерпел поражение, но в народном мнении он одержал победу, дерзнув пошатнуть главную опору отступников в Дагестане.

Шамиль убеждал Кази-Муллу, что для развертывания всенародной борьбы нужно нечто большее, чем убежденность в своей правоте и кинжалы. Размышления о случившемся и сомнения в правильности своих действий привели Кази-Муллу к светилу тариката Магомеду Ярагинскому: «Аллах велит воевать против неверных, а Джамалуддин запрещает нам это. Что делать?» Убедившись в чистоте души и праведности намерений Кази-Муллы, шейх разрешил его сомнения: «Повеления Божьи мы должны исполнять прежде людских». И открыл ему, что Джамалуддин лишь испытывал - истинно ли он достоин принять на себя миссию очистителя веры и освободителя страны. Видя в Кази-Мулле воплощение своих надежд и считая, что «отшельников-мюридов можно найти много: хорошие же военачальники и народные предводители слишком редки», Ярагинский наделил его духовной силой, восходящей к самому Пророку, и благословил на борьбу. Обращаясь ко всем своим последователям, Ярагинский велел: «Ступайте на свою родину, соберите народ. Вооружитесь и идите на газават». Молва о том, что Кази-Мулла получил разрешение шейха на газават, всколыхнула весь Дагестан. Число последователей Кази-Муллы стало неудержимо расти. Царские власти решили положить конец деятельности шейха. Он был арестован и отправлен в Тифлис. Но, в очередной раз, явив свою необыкновенную силу, шейх легко избавился от пут и укрылся в Табасаране. Вскоре затем он появился в Аварии, обеспечивая духовную поддержку ширящегося восстания.

В том же 1830 году в аварском ауле Унцукуль состоялся съезд представителей народов Дагестана. Ярагинский выступил с пламенной речью о необходимости совместной борьбы против завоевателей и их вассалов. По его предложению Магомед был избран имамом - верховным правителем Дагестана. К его имени теперь добавлялось «Гази» - воитель за веру. Шейх наставлял избранника: «Не будь поводырем слепых, но стань предводителем зрячих». Принимая имамское звание, Гази-Магомед воззвал: «Душа горца соткана из веры и свободы. Такими уж создал нас Всевышний. Но нет веры под властью неверных. Вставайте же на священную войну, братья! Газават изменникам! Газават предателям! Газават всем, кто посягает на нашу свободу!».

Кавказское командование снарядило в Дагестан специальную экспедицию под командованием генерала Г. В. Розена, который выступил против койсубулинцев. Старшины Унцукуля и Гимры дали клятву верности. Командующий отрядом решил, что дело сделано. Но он глубоко ошибался. Гази-Мухаммад стал готовиться к новому выступлению.

Походы Гази-Мухаммада

Собрав сильный отряд мюридов, Гази-Магомед спустился на плоскость и построил укрепление в урочище Чумис-кент (вблизи современного Буйнакска), окруженный густым лесом. Отсюда он призвал народы Дагестана объединиться для совместной борьбы за свободу и независимость. Главным его советником и военным командиром стал Шамиль. Чумискент был отправлен усиленный отряд царских войск, но горцы вынудили их к отступлению. Это ещё более подбодрило повстанцев. этой, до предела накаленной обстановке, имам повел борьбу против шамхала Тарковского. Многие селения стали переходить на сторону Гази-Мухаммада. 1831 году он нанес сильный удар царским войскам при с. Атлы-буюне. Гази-Магомед взял Параул - резиденцию шамхала Тарковского. 25 мая 1831 года он осадил крепость Бурную. Но взрыв порохового погреба, унесший сотни жизней, и прибытие царских подкреплений вынудили Гази-Магомеда отступить. Мощи царских войск имам противопоставил свое нововведение - тактику стремительных малых походов. Неожиданно для всех он совершил бросок в Чечню, где с отрядом своего сторонника Шах-Абдуллы, осадил Внезапную - одну из главных царских крепостей на Кавказе. Горцы отвели от крепости воду и держали блокаду, отбивая вылазки осажденных. Только прибытие 7000 отряда генерала Эммануэля спасло осажденных. Эммануэль преследовал Гази-Магомеда, разрушая по пути аулы, но попал в окружение и был разбит при отступлении в Ауховских лесах. Сам генерал был ранен и вскоре покинул Кавказ. Гази-Магомед тем временем атаковал укрепления на Кумыкской плоскости, поджигал нефтяные колодцы вокруг Грозной и рассылал эмиссаров, чтобы поднять на борьбу горцев Кабарды, Черкесии и Осетии.. 1831 году, Гази-Мухаммад, отправил в Джаро-Белоканы Гамзат-бека, однако его действия там не имели успеха.

Значительное число кумыков и чеченцев перешли на его сторону. С 10000 отрядом он обложил крепость Внезапную. Однако под напором царских войск вынужден был отступить в Аух. Здесь произошло кровопролитное сражение, успешно завершившееся для повстанцев. Затем он вернулся в свой лагерь. Чумискенте к Имаму прибыли посланцы из Табасаран и просили его оказать помощь в их борьбе с угнетателями. Гази-Мухаммад во главе значительного отряда двинулся в Южный Дагестан.В день 20 августа 1831 года Гази-Магомед начал осаду Дербента. На помощь дербентскому гарнизону двинулся генерал Коханов.

Пройдя без каких-либо осложнений Табасаран, Гази-Мухаммад вернулся в Чумискент. Пока царские войска были заняты подавлением повстанического движения в Южном и Центральном Дагестане, Гази-Мухаммад с небольшим отрядом прибыл в Чечню. ноябре 1831 года Гази-Магомед совершил стремительный переход через горы, прорвал Кавказскую пограничную линию и подошел к Кизляру. городе возникла паника. Используя все это, Гази-Мухаммад ворвался в город, но взять крепость не удалось. Среди прочих трофеев горцы увезли в горы много железа, которого им так не хватало для изготовления оружия. Для решительного натиска на восставших было решено усилить Кавказский корпус частями, освободившимися после подавления восстания в Польше. Но привычная тактика не давала в горах желаемого результата. Значительно уступая отрядам Розена по численности, горцы превосходили их в маневренности и умении использовать местность. Поддерживало их и население. На помощь имаму прибывали все новые партии вооруженных горцев. ряды восставших вставали не только простые горцы, бывшие рабы или крепостные, но и известные в народе люди.

Пока Гази-Мухаммад был на севере Дагестана, царские войска подчинили своей власти ряд сел и напали на лагерь Чумискент, который обороняли Шамиль и Гамзат-бек. Бой длился чуть ли нецелый день. Лишь ночью горцы покинули лагерь. Узнав об этих событиях, Гази-Мухаммад двинулся на юг. начале 1832 года восстания охватили Чечню, Джаро-Белоканы и Закаталы. Гази-Магомед укрепился в Чечне, откуда совершал нападения на укрепления пограничной линии. Вскоре его отряды уже угрожали крепостям Грозная и Владикавказ. При атаке на последнюю в коня имама попало ядро. Гази-Магомед был тяжело контужен. Когда спросили, кто будет после него, Гази-Магомед, ссылаясь на виденный сон, ответил: «Шамиль. Он будет долговечнее меня и успеет сделать гораздо больше благодеяний для мусульман». Это никого не удивило, потому что Шамиль был не только ближайшим сподвижником имама, признанным ученым, талантливым военачальником и выдающимся организатором, но давно уже стал и народным любимцем.

В том же году Розен предпринял большой поход против имама. Соединившись на реке Ассе с отрядом генерала А. Вельяминова, он прошел с запада на восток всю Чечню, разоряя восставшие села и беря штурмом укрепления горцев, но добраться до имама так и не смог. Тогда Розен решил сменить тактику, вернулся в Темир-Хан-Шуру и оттуда снарядил крупную экспедицию к Гимрам - родине имама. Как Розен и предполагал, Гази-Магомед не замедлил явиться к родному очагу. Он даже велел бросить большой обоз с трофеями, который сдерживал движение отряда. «У хорошего воина карманы должны быть пусты, - считал он. - Наша награда у Аллаха». Прибыв к Гимрам на несколько дней раньше неприятеля, имам принялся спешно укреплять подступы к аулу. Теснина была перегорожена каменными стенами, на уступах скал были устроены каменные завалы. Гимры являли собой неприступную крепость и горцы полагали, что проникнуть сюда может лишь дождь. ауле остались только те, кто способен был держать в руках оружие. Старики красили хной седые бороды, чтобы издали походить на молодых джигитов. Семьи и имущество гимринцев были переправлены в другие аулы. Жена Шамиля Патимат, с годовалым сыном Джамалуддином, названным Шамилем в честь своего учителя, укрылась в Унцукуле, в доме отца. Там же укрылась и жена Гази-Магомеда - дочь шейха Ярагинского. 3 или 10 октября 1832 года войска Розена подступили к Гимрам. Отряд генерала Вельяминова насчитывал более 8000 человек и 14 пушек. Сквозь туман и гололедицу, теряя на крутых горных тропах людей, лошадей и пушки, передовой отряд Вельяминова сумел подняться на окружающие Гимры высоты со значительными силами.

Имаму было предложено сдаться. Когда он отказался, начался тяжелый штурм. С окружающих высот беспрерывно палили пушки. Несмотря на неравенство сил (у Гази-Магомеда было всего 600 человек, горцы не имели ни одной пушки), осажденные, проявляя чудеса храбрости и героизма, сдерживали напор противника с утра до заката солнца. Мюриды отразили множество атак, но силы были слишком неравны. После ожесточенного боя Гимры были взяты. Отряд Гамзат-бека шел на подмогу имаму, но был атакован из засады и не смог помочь осажденным.

Гимринская башня

Основная статья: Битва за Гимры

Гази-Магомед и Шамиль с 13 уцелевшими мюридами решили защищаться до последней возможности, и засели в башне, построенной после хунзахской битвы, у которой Гази-Магомед предсказал свою гибель. Они личным примером ободряли немногих уцелевших мюридов. воспоминаниях современного Шамилю горского историка Мухаммеда-Тагира есть замечательный рассказ об исключительном мужестве этой горстки храбрецов, из которой удалось спастись только Шамилю и одному мюриду. Войска Розена обстреливали башню со всех сторон, а смельчаки взобрались на крышу, пробили в ней дыры и бросали внутрь горящие фитили, пытаясь выкурить мюридов. Горцы отстреливались, пока их оружие не пришло в негодность. Вельяминов велел подтащить пушки прямо к башне и расстреливал её почти в упор. Когда двери были разбиты, Гази-Магомед засучил рукава, подоткнул за пояс полы черкески и улыбнулся, потрясая саблей: «Кажется, сила не изменила ещё молодцу. Встретимся перед судом Всевышнего!». Имам окинул друзей прощальным взглядом и бросился из башни на осаждавших. Увидев, как частокол штыков пронзил имама, Шамиль воскликнул: «Райские гурии посещают мучеников раньше, чем их покидают души. Возможно, они уже ожидают нас вместе с нашим имамом!». Шамиль изготовился к прыжку, но прежде выбросил из башни седло. суматохе солдаты начали стрелять по нему и колоть штыками. Тогда Шамиль разбежался и выскочил из башни с такой нечеловеческой силой, что оказался позади кольца солдат. Сверху бросили тяжелый камень, который разбил Шамилю плечо, но он сумел зарубить оказавшегося на пути солдата и бросился бежать. Стоявшие вдоль ущелья солдаты не стреляли, потрясенные такой дерзостью и, опасаясь попасть в своих. Один все же вскинул ружье, но Шамиль увернулся от пули и раскроил ему череп. Тогда другой сделал выпад и всадил штык в грудь Шамиля. Казалось, все было кончено. Но Шамиль схватился за штык, притянул к себе солдата и свалил его ударом сабли. Затем вырвал штык из груди и вновь побежал. Вслед затрещали запоздалые выстрелы, а на пути его встал офицер. Шамиль выбил шашку из его рук, офицер стал защищаться буркой, но Шамиль изловчился и проткнул противника саблей. Потом Шамиль пробежал ещё немного, но силы стали покидать его. Услышав приближающиеся шаги, он обернулся, чтобы нанести последний удар. Но оказалось, что Шамиля догонял юный гимринский муэдзин, который выпрыгнул из башни вслед за ним и остался невредимым, так как осаждавшие были отвлечены Шамилем. Юноша подставил обессилевшему Шамилю плечо, они сделали несколько шагов и бросились в пропасть. Когда солдаты добрались до края пропасти, открывшаяся перед ними картина была столь ужасной, что дальнейшее преследование представлялось уже бессмысленным. Один из солдат бросил в темную бездну камень, чтобы по звуку определить её глубину, но отклика так и не дождался. Лишь клекот орлов нарушал воцарившуюся после битвы тишину.

Во всеподданнейшем рапорте барона Розена из лагеря при селе Гимры от 25 октября 1832 года говорилось: «…Неустрашимость, мужество и усердие войск вашего и.в. начальству моему всемилостивейше вверенных, преодолев все преграды самой природой в огромном виде устроенные и руками с достаточным военным соображением укрепленные, несмотря на суровость горного климата, провели их, чрез непроходимые доселе хребты и ущелья Кавказа, до неприступной Гимри, соделавшейся с 1829 г. гнездилищем всех замыслов и восстаний дагестанцев, чеченцев и других горских племен, руководимых Кази-Муллою, известным своими злодеяниями, хитростью, изуверством и смелою военною предприимчивостью. …Погибель Кази-Муллы, взятие Гимров и покорение койсубулинцев, служа разительным примером для всего Кавказа, обещают ныне спокойствие в Горном Дагестане». Тело имама принесли на аульскую площадь. Гази-Магомед лежал, умиротворенно улыбаясь. Одной рукой он сжимал бороду, другая указывала на небо, туда, где была теперь его душа - в божественных пределах, недосягаемых для пуль и штыков.

Последствия

Примечания

1. Дадаев, Мурадула Кавказская война. Имам Гази-Мухаммад. islamdag.ru (19 декабря 2009). - «Тело имама Гази-Мухаммада было опознано с помощью мунафиков (лицемеров), отвезли его в Тарки. Там его сначала повесили на столбе, где тело провисело две недели, а лишь затем похоронили.» Проверено 15 января 2014.
2. Бобровников, В. О. Гази-Мухаммад // Ислам на территории Российской империи. - 2001.
3. Чичагова М. Н. Шамиль на Кавказе и в России. - М., 1991. С.20.
4. Мухаммед-Тахир. Три имама. - Махачкала, 1990. С. 10.
5. Казиев Ш. М. Имам Шамиль. - М., 2001. С. 34.
6. Мухаммед-Тахир. Три имама. - Махачкала, 1990.
7. 1 2 Казиев Ш. М. Имам Шамиль. - М., 2001. С. 36.
8. 1 2 Казиев Ш. М. Имам Шамиль. - М., 2001. С. 37.
9. 1 2 Павленко П. А. Шамиль. - Махачкала, 1990. С. 14.
10. 1 2 Павленко П. А. Шамиль. - Махачкала, 1990. С. 15.
11. 1 2 Казиев Ш. М. Имам Шамиль. - М., 2001. С. 47.
12. 1 2 3 4 В. Г. Гаджиев, М. Ш. Шигабудинов. История Дагестана: Учебное пособие; 9 кл. - Махачкала, 1993 г. - 41 страница
13. 1 2 Казиев Ш. М. Имам Шамиль. - М., 2001. С. 49.
14. 1 2 3 4 5 В. Г. Гаджиев, М. Ш. Шигабудинов. История Дагестана: Учебное пособие; 9 кл. - Махачкала, 1993 г. - 42 страница
15. 1 2 Казиев Ш. М. Имам Шамиль. - М., 2001. С. 51.
16. 1 2 3 Казиев Ш. М. Имам Шамиль. - М., 2001. С. 53.
17. Кровяков Н. Шамиль. - М., 1990. С. 21.
18. Мухаммед-Тахир. Три имама. - Махачкала, 1990. Стр.-20.
19. В. Г. Гаджиев, М. Ш. Шигабудинов. История Дагестана: Учебное пособие; 9 кл. - Махачкала, 1993 г. - 43 страница
20. Казиев Ш. М. Имам Шамиль. - М., 2001. С. 56.
21. Кровяков Н. Шамиль. - М., 1990. С. 18.

Литература

• М. Н. Чичагова, Шамиль на Кавказе и в России, СПб., 1889 (репринт: М., 2009, Изд.: Вузовская книга, ISBN 978-5-9502-0384-8)
• Шапи Казиев Имам Шамиль. ЖЗЛ. М., Молодая гвардия, 2010. ISBN: 5-235-02677-2
• «Блеск дагестанских сабель в некоторых шамилевских битвах» Комментированный пер. Т. Айтберова.
• «Блеск дагестанских шашек в некоторых шамилевских битвах» пер. А. Барабанова.
• Гази-Мухаммад. «Клич к газавату» Стихи.
• Казиев Ш. М. Имам Шамиль. - М., 2001.
• Кровяков Н. Шамиль. - М., 1990.
• Павленко П. А. Шамиль. - Махачкала, 1990.
• В. Г. Гаджиев, М. Ш. Шигабудинов. История Дагестана: Учебное пособие; 9 кл. - Махачкала, 1993 г.

гази мухаммад пайгамбар, гази мухаммад посланник, гази мухаммад пророк, гази мухаммад хоблос

Гази-Мухаммад Информацию О

На первом этапе восстание возглавил Гази - Магомед который был избран имамом в 1830 году. Гази-Магомед родился в 1793 году в селении Унцукуль. Затем он жил в Гимрах. Его другом детства был его будущий соратник Шамиль. Гази-Магомед обучался у выдающихся дагестанских ученых и вскоре сам получил известность. В феврале 1830 года Гази-Магомед, собрав 8-тыс. войско направился на резиденцию аварских ханов - аул Хунзах. В 1828 году хунзахские ханы приняли русское подданство и представляли собой реальную оппозицию восставшим. Хунзахцам удалось отстоять свой аул. Затем военные действия были перенесены на плоскость. В урочище Чумескент было построено укрепление. Сюда стекались сторонники Гази - Магомеда. Войскам восставших сопутствовал успех. Они заняли селение Параул.25 мая 1831 года Гази - Магомед осадил крепость Бурную. Прибытие русского подкрепления вынудило его отступить. Похожие события повторились при осаде крепости Внезапной, которая также располагалась на р. Сулак. В августе 1831 года Гази - Магомед пошел на Дербент, а в ноябре 1831 года, пройдя Кавказскую линию, он осадил Кизляр. Восстание разрасталось. Войска Гази - Магомеда направились на Владикавказ. В Дагестан была направлена карательная экспедиция, возглавляемая генералом Розеном.10 октября 1832 года войска Розена подошли к Гимрам. Начался бой. Восставшие оказывали ожесточенное сопротивление, но силы были неравны. Защищая свой аул, погиб имам Гази - Магомед. Здесь же был тяжело ранен его сподвижник Шамиль. Казалось, что восстание прекратится, так как в горах воцарилось временное затишье. Но вскоре борьба разгорелась с новой силой и обрела нового лидера. Им стал соратник Гази - Магомеда, уроженец села Гоцатль Гамзат-бек. Родился он в 1789 году. По происхождению был чанка. Обучался он также у известных ученых. В период освободительной борьбы под руководством Гази - Магомеда, Гамзат-бек проявил большую активность. После смерти первого имама, Гамзат-бек вступил на его место. В начале 1834 года армия Гамзат-бека насчитывала более 20 тыс. человек. Число сторонников Гамзат-бека все более увеличивалось. В горном Дагестане только хунзахские ханы не признавали его власти. В августе 1834 года 12 тыс. войско Гамзат-бека направилось на Хунзах. Резиденция хунзахских ханов была взята без боя. Здесь была уничтожена почти вся ханская семья. Это означало, что восстание вступило в новую фазу - антифеодальной борьбы. По всему горному Дагестану уничтожались представители феодальных родов. В селении Ругуджа было истреблено около 50 феодалов из рода Султаналиевых. Расправа над феодалами увеличивала власть Гамзат-бека. В то же время против него объединились силы, недовольные ростом его влияния. В результате был организован заговор, во главе которого находились молочные братья убитых хунзахских ханов Осман и Хаджи - Мурад. Гамзат-бек избрал своей резиденцией Хунзах. Именно здесь и произошли роковые события.15 мая 1834 года Гамзат-бек был убит на пороге хунзахской мечети. Один из участников заговора, будущий наиб Шамиля - хаджи - Мурад так описывал эти события: "Брат мой, Осман, нанесший удар кинжалом Гамзату, был убит его нукерами". Имамство Гамзат-бека продлилось недолго, но под его руководством оно еще более расширилось и обрело антифеодальный характер. Смерть Гамзат-бека не означала окончание войны.

В сентябре 1834 года новым имамом был избран друг Гази - Магомеда и соратник Гамзат-бека - Шамиль. Как и первый имам, Шамиль был уроженцем села Гимры. Датой его рождения считается 1798 г. Отцом его являлся уздень Денгау-Магомед, матерью - дочь зажиточного узденя Баху-Меседу. Мальчик при рождении был наречен Али, но в силу постоянной болезненности по существующему в горах поверью ему изменили имя, назвав Шамилем. Будущий имам и в юности отличался силой, волевыми качествами, лидерскими способностями, что и обусловило его дальнейшую судьбу. Также он проявил большое рвение в учебе, обучаясь у известных дагестанских ученых. Первый период восстания под его руководством 1835 - 1839 г. г. ознаменовался тем, что военные действия осуществлялись преимущественно на территории горного Дагестана. Весной 1837 года войска Шамиля наносят поражение русским войскам у селений Ашильта и Телетль. Масштабы восстания расширяются и охватывают общества Гумбет, Анди, Салатау, лезгинские общества Самурской долины и др. В 1839 году наступлении против Шамиля велось с двух сторон. Самурская экспедиция, возглавляемая генералом Головиным, подавила восстание в лезгинских обществах Самурской долины и в Кубинском уезде. Чеченская экспедиция, возглавляемая генералом Граббе, прошла через Северный Дагестан и направилась на резиденцию Шамиля - неприступную крепость Новое Ахульго, где сосредоточивалось его войско.11 июня 1839 года началась осада Ахульго, так как штурмовать крепость генерал Грабе не решился. Ввиду численного преимущества русских войск Шамиль пошел на переговоры, предоставив своего 8 - летнего сына Джамалэтдина в аманаты (заложники). (Последующая судьба сына Шамиля была сложной. Джамалэтдин воспитывался в России. В 1855 г. Шамиль вернул сына домой. Выросший вдали от отца и Родины, Джамалэтдин не нашел в горах счастья.28 июня 1859 г. он умер от чахотки). Военные действия были вскоре возобновлены. Штурм Ахульго закончился 22 августа. Осада продлилась три месяца. Восставшие понесли большие потери. Среди убитых были жена и маленький сын Шамиля. Сам Шамиль вынужден был уйти в Чечню. Тем временем, царское командование считало восстание законченным. Установилось временное затишье, которое ознаменовалось усилением налогового бремени.

В начале 40-ых гг. XIX в. восстание ознаменовалось новыми успехами. К нему примкнула Чечня. В 1842 г. восставшие отбили 12 крепостей. Были предприняты успешные экспедиции в Казикумух, Акуша, Ахты, Табасаран. В 1843 году русские войска вынуждены были покинуть Нагорный Дагестан. В конце 1844 года новым командующим русскими войсками был назначен граф Воронцов. В Петербурге был выработан план действий на Кавказе, который должен был покончить с восстанием одним ударом. На Кавказ была переброшена 40 - тыс. армия. Войска Воронцова направлялись против тогдашней резиденции Шамиля - аула Дарго в Чечне, вследствие чего эта экспедиция и получила название Даргинской. К началу похода на Дагестан армия Воронцова насчитывала 21 батальон пехоты, 4 саперные роты, 3 стрелковые роты, 16 сотен казаков и милиции, 2 грузинские пешие дружины по 500 человек каждая и 46 орудий. По мере продвижения войско командующего несло значительные потери. Но конечная цель похода вроде бы была достигнута. В 1845 году Дарго был занят. Но Шамиль, применяя тактику горной войны, изматывал войско Воронцова и в конечном итоге его измученные и значительно поредевшие отряды вынуждены были прекратить продвижение. Планам правительства относительно окончания войны одним масштабным походом был нанесен сокрушительный удар. В период этих событий наилучшим образом проявился талант Шамиля - стратега и полководца. Неудача этой экспедиции заставила царское командование в корне изменить тактику ведения войны. Вместо одиночных крупномасштабных экспедиций было решено действовать медленно, но твердо укрепляя за собой покоренные земли. Тем временем Шамиль предпринимал дальнейшие действия для распространения восстания по всему Кавказу. В 1846 году он совершает рейд в Кабарду, но поднять эту область на борьбу ему не удалось. В этом же году он направляется на Акуша. В 1847 году отряды Воронцова пытаются осаждать аул Гергебиль, но терпят неудачу. Военное командование начинает реализовывать новую тактику, расчищая дороги и продвигая систему крепостей вглубь Дагестана. Непокорные аулы уничтожаются. В 1847 году наиб Шамиля Кибит-Магома терпит поражение у Салтинского моста. Неудачно заканчивается и поход на Табасаран другого наиба - Хаджи-Мурада. В 1851 году отряды Шамиля терпят ряд военных неудач. В 1852 году русские войска успешно действуют в Чечне. После окончания Крымской войны и подписания Парижского соглашения царское правительство получает возможность перебросить на Кавказ дополнительные войска. В 1856 году русская армия на Кавказе насчитывает 226 тыс. солдат и офицеров. В их распоряжении имелось около 226 орудий. В 1857 - 1858 г. г. русские войска проводят ряд успешных операций в Дагестане и Чечне. В январе 1858 г. войско, возглавляемое генералом Евдокимовым, занимает Аргунское ущелье, после чего от восстания отходит Большая и Малая Чечня. С Шамилем остается Ичкерия вместе с аулом Ведено. Поскольку Ведено все еще остается столицей имамата сюда направляются значительные войска. В феврале 1859 года начинается осада Ведено. Но она была прервана из-за погодных условий.17 марта осада возобновилась, а 1 апреля аул был взят. Шамиль отступил в Дагестан. Он искал себе сторонников, но число их все более сокращалось. Тем не менее, Шамиль не сложил оружия. Летом царское командование предпринимает генеральное наступление, целью которого является окончание военных действий в Дагестане. Русская армия наступает с трех сторон. Чеченский отряд, возглавляемый генералом Евдокимовым, наступает со стороны Ведено. Дагестанский отряд под командованием барона Врангеля идет из Салатавии. Лезгинский отряд князя Меликова направляется из Кахетии. Общее руководство возложено на князя А. Барятинского. Последним убежищем Шамиля становится аул Гуниб. Здесь вместе с ним находится около 400 сторонников с семьями.10 августа подступы к Гунибу были окружены 40 тыс. отрядом.20 августа Барятинский начал переговоры о мире, которые не увенчались успехом.23 августа начался штурм Гуниба.25 августа 1859 года Гуниб был взят, а Шамиль пленен. Крупнейшее на Кавказе восстание прекратилось. Причинами его поражения являлись неравенство сил, экономическое и моральное истощение Дагестана. Определенную роль сыграл и факт обособления верхушки восставших и отделение их от общей народной массы. Постепенно наибы Шамиля накапливали богатства и мало чем отличались от феодалов, против которых и боролись. Происходило это все на фоне общего обнищания народных масс. После сообщения о взятии Гуниба, император Александр II написал в своем рескрипте от11 сентября 1859 года: "Слава тебе, Господи! Честь и слава тебе и всем нашим кавказским молодцам". Война на Кавказе истощала ресурсы, как России, так и Дагестана, После пленения Шамиль был направлен на местожительство в Калугу и стал "почетным пленником" России. Уже проживая в Калуге, Шамиль неоднократно обращался с просьбой к государю разрешить ему выезд на святые места, в Мекку. Но отпущен туда он был спустя 10 лет в канун1870 года. Учитывая возраст и старые ранения Шамиля, поездка не была для него легкой. Здоровье его было подорвано и в ночь с 3 на 4 февраля 1871 г. Шамиль умер в Медине. Он был похоронен на кладбище Джаннат аль Бакия.

В середине XIV века в среднеазиатском городе Бухаре один суфийский мыслитель Магомед Накшбандийский Мухаммед Бах аль-Дин аль-Накшбанди) основал новое учение сыгравшее немаловажную роль в истории не только средней Азии, но и всего мусульманского мира. По смерти мыслителя учение это, получившее название Накшбандийа (в русской историографии учение называется "мюридизмом"), из Средней Азии распространилось в Индию, а затем через страны Среднего Востока в конце XVII века добралось и до Кавказа. Такой долгий по времени путь распространения учения можно объяснить способом передачи духовных знаний в суфийской среде: от одной ступени постижения знания к другой ступени (таррикат) и от наставника - муршида, к ученику мюриду.

Приверженцы накшбандийзма полагали, что мусульманская община (умма) сбилась с праведного пути и отошла от заповедей пророка Мухаммеда. Соблюдение предписаний шариата и уклонение от недозволенных новшеств (бида) являлись одним из способов заставить народ жить праведно. Но этого по мнению новых проповедников было мало. Шариат должен был регулировать всю общественную жизнь, в том числе правление властителей должно также осуществляться согласно шариата. Ведь именно в том что умма сбилась с праведного пути виноваты в первую очередь власть имущее, погрязшее в грехе. Послушание подданных кончается там, где владетели не следуют правилам шариата. Вывод из этого учения следовал поистине парадоксальный. Раз кругом в большинстве своем неправедные правители, то истинный мусульманин не может быть в подчинении у них, а должен стараться быть свободным человеком и не должен платить налоги, а деньги направлять на помощь правоверным борцам за чистоту мусульманской веры.

Проникновение накшбандийзма на Кавказ началось в конце 10-х годов XIX века благодаря шейху Исмаилу из Курдистана. Он в первую очередь призывал к внутреннему джихаду и сумел обзавестись несколькими преданными учениками. Среди его дальнейших последователей оказался Магомед Ярагский (Мухаммед аль Яраги) сыгравший роль первого общепризнанного духовного лидера Кавказа. Именно с его "легкой" руки выбирались все мятежные имамы Дагестана.

Надо заметить, что к началу 30-х годов XIX века в Петербурге не без основания считали покорение Кавказа делом практически завершенным. Продолжительная деспотия Ермолова, успехи России в войнах с Персией и оттоманской Турцией вселяли в сердцах горских народов трепетный ужас. Как можно было противостоять такому сильному и могущественному противнику? И тем удивительнее представляется на фоне всеобщего упаднического настроения появление первого - неукротимого имама Дагестана, сумевшего совершить объединить чуть ли не всех горцев на войну с Россией. Давайте постараемся найти причины этого парадоксального явления.

В первую очередь царское правительство старалось привить лояльность местных правителей. Из казны выделялись специальные суммы на денежные выплаты для поддерживающих власть русского императора Новая власть несла с собой разрушение традиционного уклада жизни горских народов. Хрупкая экономика Кавказа была подорвана. На подвластные усмиренные общества легли новые податные тяготы и трудовые повинности. Одно сооружение дорог и мостов в горах стоило многого. Стоит ли говорить, что новая власть не пользовалась любовью среди новообретенных подданных. К тому же 1830 год оказался несчастливым для горцев. Сначала сильное землетрясение, а затем чума унесли множество невинных жизней. В этой обстановке учение накшбандийзма пустило на Кавказе прочные корни. Ведь оно указывало "истинных" виновников всех бед, обрушившиеся на головы правоверных мусульман и показывало простой выход из создавшейся ситуации - "бей неверных, во славу Аллаха!"

Но не все кавказские лидеры мюридизма по началу поддерживали газзават против заведомо сильного противника. Так Мухаммед аль-Яраги говорил: "Что лишь установив шариат и вновь встав на праведный путь, обретут мусульмане добродетель и силы, необходимые для джихада и своего освобождения. А пока не настанет пора повернуть оружие против неверных или пока кто-то из могущественных правителей Востока не покорит русских во славу Корана, горским народам не возбраняется подчиняться русским и даже оказывать им гостеприимство".

Первые шаги. 1829-1830 год.

Положение кардинальным образом изменилось, когда в начале 1829 года прибыл в шамхальство ради проповедей шариата по приглашению Мехти-шамхала уроженец аула Гимры Гази Магомед Ибн Исмаил аль-Джимрави аль-Дагистани, (в русской историографии Кази-Мулла или Гази-Магомед +1). Получив от шамхала полную свободу действий Гази Магомед собрал своих соратников и начал обходить аул за аулом призывая "грешников встать на на праведный путь, наставить заблудших и сокрушить преступное начальство аулов." В конце 1829 года при поддержки Мухаммеда аль-Яраги Гази-Магомед избирается первым имам Дагестана. В начале 1830 года новый имам двинулся в Араканы, где он разрушил дом своего бывшего учителя Саида. Затем Гази-Магомед направился в Гумбет и Анди, где его поездка превратилась в какое-то триумфальное шествие. И именно здесь в Нагорном Дагестане в окружении многочисленных сторонников имам призвал собравшихся идти на Москву, здесь он заявлял, что слышит звон цепей в которых ведут побежденных гуяров.

Лучшие дня

Не знаю ожидал ли такого эффекта Мехти-шамхал или нет? Может быть правитель решил разыграть небольшую интригу и использовать проповеди шариата ради укрепления своего могущества? Если дело обстояло таким образом, то Мехти-шамхал явно просчитался. Джин войны был выпушен из бутылки и стала литься первая кровь.

Под лозунгами борьбы с неверными и их ставленниками Гази-Магомед собрал значительные силы из ряда нагорных "вольных" обществ и 4 февраля 1830 года двинулся на столицу Аварии Хунхаз. Мюриды предприняли попытку штурма, но были разбиты. Из-за внутренних разногласий часть мюридов во время боя перешла на сторону хунхазцев, среди нападающих началась паника и беспорядочное отступление. Ближайший сподвижник Гази-Магомеда Шамиль оказался запертым в одном из домов, где продержался до вечера и смог уйти из селения незамеченным!!!

Строительство военной дороги в Дагестане

(Литография В.Ф. Тимма)

Март 1830 года рейд на Чарталах, первые организованные набеги горцев.

Естественно, что такое положение дел не устраивало победителя Османов и Персов управителя Кавказа Ивана Федоровича Паскевича. Покончив с внешними врагами русские решили покончить одним ударом и с начинавшимися беспорядками в Дагестанских общинах. Для осуществления этой цели в марте 1830 года Паскевич приказывает провести военную операцию в Чарталахе (компания прошла победоносно с 8 по 15 число). Но на этот раз разящий удар русской армии прошел мимо цели, а только еще более настроил против новой власти практически все Кавказское общество.

После этого рейда местная община обратилась к дагестанскому имаму за помощью. Гази Магомед на волнах все возрастающего недовольства стал проводить удачную агитационную политику и за три весенних месяца сумел многократно увеличить число своих сторонников. В конце мая 1830 года уже несколько отрядов горцев предводимых неукротимым имамом спустились в Алазанскую долину и вступили в открытые стычки с русскими военными отрядами.

Май 1830. Неудачи Р.Ф. Розена.

Естественно, Паскевич не заставил себя долго ждать и на этот раз. В том же месяце в направлении к Гимры- родовому аулу Гази Магомеда выдвинулась колонна численностью в 6000 штыков с 23 пушками и 6 мортирами под командованием генерал- майора Романа Федоровича Розена +2. Добравшись до Хиндала +3 Розен совершил грубейшую ошибку. Он посчитал, почему-то, свои силы недостаточными, от штурма аула Гимры отказался и ограничился только захватом скота у местных жителей. Розен рассчитывал этой мерой вынудить хиндхальцев сдаться и выдать имама. Эта полумера, естественно, не привела к желаемому результату. Боевые действия приутихли на время, чтобы потом разгореться с еще большей силой. Гази Магомед опять с блеском воспользовался вынужденной передышкой для увеличения числа своих сторонников. Русское командование на этот раз предприняло все возможные меры сразу. Гази Магомеда пытались вывести на переговоры, подкупить, захватить в плен живым и убить практически одновременно. Вся эта неразбериха только усугубляла сложную обстановку.

Паскевич Иван Федорович

(1782-1856 гг)

Сентябрь 1830 г.

До этого времени остававшейся в стороне, шейх Мухаммед аль-Яранги объявляет русским джихад. Это событие привлекло новых сторонников, к движению Гази Магомеда. Кроме того со своей стороны мятежный имам предпринял агитационный вояж по Чечне.

В ноябре 1830 года внимание России приковало другое восстание разгоравшееся в другой части необъятной империи. На этот раз взбунтовалось царство Польское.

Зимой наступило сезонное прекращение боевых действий.

7 апреля 1831 года Гази Магомед помятую о неудачном рейде Р. Розена все-таки решил обезопасить свои тылы и расположился со своими отрядами в Агач-Кале (Чумкесент). На этот раз выбранная позиция позволяла горцам обезопасить Хиндал и проводить планомерное и успешное подчинение шамхальства.

Апрель 1831 г. русские атаки на укрепления горцев.

19 апреля 1831г. командующий русскими войсками в Дагестане Бекович Черкасский собрал значительные силы и попытался выбить имама с занимаемой позиции. Сражение, завязавшееся у сел.Атлы-Боюн закончилось поражением для русских войск. Бековичу пришлось спешно отступать к Кяфир-Кумыку, а Гази-Магомед приобрел в результате победы громадное влияние на всем Северном Кавказе.

Сразу исправить сложившееся положение русские не могли, так как в связи с польскими событиями часть кавказского корпуса в срочном порядке стали перебрасывать на новый театр военных действий.

10 мая покидает Тифлис Паскевич и так же отбывает в царство Польское. Вместо себя он оставляет генерала Эмануэля командовать кавказской линией и генерала Панкратьева в Закавказье. Русские войска получили приказ воздерживаться от наступательных операций.

Гази Магомед, почувствовав слабость противника, решает захватить полную боевую инициативу. 16 мая имам переходит на новые позиции у Алти-Буюна. Генерал Таубе попытался было 20 мая воспрепятствовать передислокации основной силы горцев, но и он ничего не смог поделать и вынужден был отойти и полностью оголить левый фланг кавказской линии. На подмогу Таубе был направлен отряд Каханова. Все дальнейшие боевые действия стали напоминать детскую игру в кошки-мышки. Русские пытались безуспешно поймать Гази Магомеда и навязать ему генеральное сражение. Имам же от погони уходил и появлялся со своими джигитами в самых неожиданных местах, показывая всему Кавказу беспомощность русской армии.

Июнь -июль 1831 г. военные действия в Таргу. Поражение Эмануэля.

В начале июня 1831 года Гази Магомед и его сподвижник Абдаллах аль-Ашилти выманили отряд Каханова и с помощью ложного маневра увели русских за собой через Алти-Буюн, Тараул к Агач-Кале. После чего имам, сумев воспользоваться преимуществом в скорости, оторвался от преследователей и овладел центром шамхальства - аулом Тарки, а затем появился под стенами русской крепости Бурная. Когда через 4 дня Каханов подоспел на выручку к осажденным, имам ушел. Крепость была спасена, хотя большая часть шамхальских аулов продолжала оставаться в руках имама. Каханов вынужден был остаться в шамхальстве для устранения остатков мятежа.

26 июня имам направил небольшой отряд на Кизляр, а сам с основными силами перенес военные действия на Кумыкскую плоскость. Здесь к Гази Магомеду присоединился Абдаллах аль-Ашати с значительным отрядом из чеченцев и кумыков. Вскорости мюриды осадили крепость Внезапную.

Только 10 июля командир кавказской линии генерал Эмануэль сумел саккумулировать достаточное количество войск и снять осаду с Внезапной. На этот раз Эманнуэль решается сам погнаться в след за неуловимым имамом. 13 числа растянувшаяся русская колонна в густом лесу под Акташ Авком подверглась внезапному нападению и была разгромлена. Из 2500 человек русских потеряли убитыми и пленными около 400. Кроме того, чеченцы сумели захватить и одну пушку из 10, находившихся в распоряжении у Эмануэля.

Эта первая большая победа Гази Магомеда над регулярными русскими войсками эхом отозвалась практически по всему Кавказу и ряд, до этого времени, сомневающиеся племен переходят на сторону имама. А отряды ингушей блокируют основные коммуникации вдоль Военно-Грузинской дороги. Сам же имам проводит самую крупную военную операцию. Он направляется на юг и в течении 8 дней пытается захватить Дербент.

Сентябрь 1831 г. восстание в Кайтаке и Табасарани.

8 сентября постоянный преследователь имама - Каханов осаду с города снял. Гази Магомед укрылся в горах Кайтака и Табасарани, где организовал усиленную оборону против наступающих русских отрядов.

16 сентября в Шемаху прибыл Панкратьев и целый месяц пытался мирным путем усмирить горцев. Переговоры и уговоры не подействовали. В конце - концов 16 октября русские вступили в горы и провели два сражения и разрушили 20 аулов. 23 октября Кайтак и Табасарань сдались на милость победителей, но при этом законы шариата в этих областях были сохранены.

20 октября в Тифлис прибывает новый главный управитель Грузии и Кавказа барон Григорий Владимирович Розен, довольно долго служивший под началом Паскевича, но не на Кавказе.

Розен вырабатывает новую политики поведения России на Кавказе. Прежде всего он решил как можно скорее покончить с мятежным имамом, восстановить мир на Кавказе и унять раздражение горцев.

Конец 1831 года. Разгром Гази Магомеда у Агач-Кале.

В начале ноября Панкратьев и сменивший Эмануэля Вельяминов пытались зажать в тиски, засевшего в Салатау Гази Магомеда. Но имаму удалось вырваться из окружения и провести опустошительный набег на оставшийся без прикрытия Кизляр. В результате набега 134 человека (в основном гражданские лица) было убито и 45 ранено. Горцы сожгли тридцать домов и 3 церкви и увели с собой в качестве трофеев 168 человек (в основном женщин).

В начале декабря имам вместе с отрядом из 6000 бойцов занял укрепленную позицию в Агач-Кале и решил заманить сюда русские войска. 6 декабря Панкратьев атаковал позиции горцев, но был отбит. Вторая попытка предпринятая 13 декабря была более удачной. Почти все защитники аула были перебиты, однако самому имаму и еще нескольким горцам удалось спастись.

22 декабря русские войска возвратились на зимние квартиры с полной уверенностью в том, что с восстанием в Дагестане покончено.

Розен Григорий Владимирович

1832 генеральное наступление особого Кавказского корпуса на Чечню и Дагестан. Гибель имама.

Первые месяцы 1832 года прошли в относительном спокойствии. Однако в конце марта оправившейся от ран Гази Магомед, совершенно неожиданно для русского командования, вновь собирает отряды горцев и совершает набеги на русские крепости Назрань и Грозная.

1 июня имам провел свою последнюю крупную операцию. Он захватил укрепленную позицию под Йол-Сус-Тавом неподалеку от Эрпили. В течении следующих двух дней русские под начальством полковника Клюге фон Клюгенау выбили горцев с занимаемой позиции.

С конца июля, узнав о предстоящем генеральном наступлении Кавказского корпуса, Гази Магомед меняет свою тактику с этого момента имам практически прекращает активные боевые действия и пытается вступить в переговоры с русскими. Он обещает свою лояльность Кавказскому наместнику и даже говорит о возможности взимания налогов с контролируемых племен. Надо заметить, что прежние генералы, не в пример нынешним, армию не предавали и доводили начатое дело до конца. На переговоры с имамом никто не пошел. Отсрочить русское наступление не удалось.

В конце июля имам, потерпевший неудачу в переговорном процессе, попытался еще раз сорвать русское наступление. Отряды горцев стали беспокоить русских, занятых на сооружении в Чарталахе новой Лезгинской линии. Однако Розен не изменил своего решения и 24 июля 1832 года началось генеральное наступление Кавказского корпуса на Чечню, Ичкерию и Дагестан. Две колонны, одна численностью в 15-20 тыс. штыков под начальством самого Розена, другая под управлением Вельяминова сметали практически все на своем пути. Местное население оказывало жесточайшее сопротивление войскам. Особенно жаркие сражения прошли в лесах Гойты (27 и 30 августа), при захвате Гременчука (4 сентября). Гази Магомед присутствовал при этих сражениях лично.

10 сентября Гази Магомед не сумев противостоять натиску превосходящего противника укрепился в районе родового аула Гимры. В конце сентября Гази Магомед возобновляет попытку завязать переговоры с Розеном и так же безуспешно.

К 10 октября русские заняли Салатау 29 октября войска вошли в Темир-Хан-Шуру и сходу, штурмом взяли укрепления у подступов у аулу Гимры. В одной из саклей находдился имам и 50 его ближайших соратников. Практически все оборонявшиеся в том числе и Гази Магомед погибли. В живых осталось только 3 человека(один из них - Шамиль станет 3 имамом Дагестана).

С гибелью Гази Магомеда, вопреки ожиданиям Розена, сопротивление горцев не прекратилось. Через несколько дней был провозглашен новый имам Дагестана Гамзат-бек.

ПРИМЕЧАНИЯ:

Даты сражений указаны по новому стилю.

1 Гази-Магомед родился около 1793 года и по происхождению был потомственным представителем мусульманского духовенства. Его дед Исмаил считался в горах человеком очень умным, он и воспитал внука. Гази-Магомед изучал Коран сначала в Каранае, а потом в Араканах, у знаменитого проповедника Саида-Аракского. Надо заметить, что Саид-Аракский не придерживался строгих норм шариата и проповедовал мир с Россией. Это обстоятельство и послужило тому что учитель и ученик разошлись во взглядах, а потом стали открытыми врагами. С юных лет будущий Гази-Магомед отличался непреклонной волей и твердостью убеждений. А его знаменитое красноречие позволяло вселять в сердца людей лютую ненависть к русскому завоеванию.

2 Роберта Розена (в русской армии Романа Федоровича) не следует путать с его однофамильцем Розеном Григорием Владимировичем.

3 Хиндальское общество или Койсубу - "вольное" дагестанское общество где находится родовой аул Гази-Магомеда Гимры.

Имя Газимагомед - это не просто набор букв или графа в свидетельстве о рождении, а без преувеличения энергетическое послание в будущее. Зная о том, что значит имя Газимагомед, значение имени Газимагомед, происхождение имени Газимагомед, о том, какую имеет имя Газимагомед национальность, можно максимально точно охарактеризовать характер, пристрастия, вкусы и даже предопределить судьбу человека. В частности, сильное воздействие на человека оказывает не столько значение имени Газимагомед или происхождение имени Газимагомед, сколько его символика, планета-покровитель, талисманы Газимагомед, планетарное число и т.д. В любом случае имя Газимагомед несет в себе глубокий эмоциональный и психологический окрас, который в свою очередь определяет своего носителя как отдельную, уникальную личность.

Так что за имя Газимагомед, каково происхождение имени Газимагомед, значение имени Газимагомед? Самая полная информация о нем - значение имени Газимагомед , чье имя, счастливые числа, планета, астрологический камень, происхождение имени Газимагомед, олицетворяющее животное, зодиакальное и сакральное число, талисманы Газимагомед, счастливые дни недели и время года, счастливый цвет - собрана на сайте сайт. Мы постарались как можно подробнее охарактеризовать значение имени Газимагомед для того, чтобы после прочтения этой характеристики у вас не осталось вопросов. Читайте и узнайте, что за имя скрыто, казалось бы, в простой комбинации букв и звуков на самом деле.

Об имени Газимагомед: Значение, происхождение

Значение имени Газимагомед , как и происхождение имени Газимагомед (имя какой национальности), глубоко откликается в характере и судьбе своего носителя, определяя таланты, ум, материальное благополучие, волю, способность к самореализации и многое другое. Очень важно, чтобы значение имени Газимагомед, данного при рождении, соответствовало энергетическому влиянию даты рождения. Если имя Газимагомед дано без учета даты рождения, то оно может концентрировать негативное напряжение, приводя к развитию внутреннего дисбаланса. И, напротив: правильно подобранное имя помогает человеку добиться жизненного успеха. Вот почему важно знать, что за имя Газимагомед, чье имя, что значит имя Газимагомед и каково его историческое происхождение.

Значение имени Газимагомед: воин Мухаммада

Знать о том, какую имеет имя Газимагомед национальность (Газимагомед - имя какой национальности), важно, потому что именно через имя человек осознает себя самого, и любые его достоинства и недостатки неизбежно отражаются на части собственного "Я". В то же время, каждый народ имеет определенный список имен, ставших традиционными. Знание таких фактов, как происхождение имени Газимагомед , чье имя Газимагомед, еще до того, как наречь им ребенка, помогает повлиять на судьбу малыша с учетом национальных традиций.

Происхождение имени Газимагомед: чеченское кавказское

Нумерология имени Газимагомед

Самые важные цифры для человека - те, которые зашифрованы в его имени, так называемые счастливые цифры. Нумерологи утверждают, что числовое значение имени Газимагомед приносит носителю удачу и счастье, помогает улучшить материальное состояние, снизить количество неудач и разочарований. Нужно лишь учитывать их в момент принятия решений.

Число имени: 3

Число сердца: 7

Число личности: 5

Число счастья: 3

Счастливые числа имени Газимагомед: 3, 12, 21, 30, 39, 48, 57, 66, 75, 87, 93, 102, 111

Счастливые дни месяца: 3, 12, 21, 30

Все о Вас по дате рождения

Значение букв имени Газимагомед

Не только каждое из имен влияет на судьбу и характер. Сильное влияние оказывает как происхождение имени Газимагомед, так и каждая отдельная буква, ее трактовка и значимость. Так, значение имени Газимагомед таково, что первая буква говорит о задаче, которую важно решить человеку в течение жизни. Последняя буква указывает на слабое место, которое необходимо оберегать и защищать.

• а – сила и власть
• з – склонность к сомнениям, материальные трудности, неудовлетворенность, высокая интуиция
• и – впечатлительность, реализм, тонкая духовность, миролюбие
• а – сила и власть
• г – большие запросы и нервозность в их достижении, таинственность, внимание к деталям, добросовестность
• о – эмоциональность, таинственные волнения
• м – трудолюбие и педантичность, заботливость, застенчивость
• е – жизнестойкость, способность мобилизоваться в критической ситуации, прямодушие, болтливость
• д – коммуникабельность, умение привлекать к себе людей, приветливость, капризность, способность к экстрасенсорике

Талисманы имени Газимагомед

Человек имеет неразрывную связь с природным миром. В эту связь верили наши предки, и она продолжает незримо сохраняться в наши дни. Так, талисманы Газимагомед помогают сберечь энергию, защищают от неприятностей, придают сил в решающие моменты. Тотем наделяет своего владельца конкретными качествами, помогает раскрывать ранее неизвестные таланты и энергетические способности. Неслучайно тотемы и талисманы Газимагомед настолько востребованы в современном мире: они делают своего владельца сильнее.

Счастливое время года: Зима

Счастливые дни недели: Понедельник, Четверг и Пятница

Несчастливые дни недели: Среда

Счастливый цвет: Желтый

Растение-талисман: Подорожник

Камни-талисманы имнени Газимагомед: Бирюза, Скальные Породы, Пемза, Коралл, Гематит, Сапфир, Аметист, Жемчуг, Гагат, Лунный камень, Опал

Тотемное животное: Волк

Дерево: Ясень

Совместимость имен

Астрология имени Газимагомед

Между управителем именоформы и планетой имеется очень тесная связь. Поэтому знать астрологическое влияние не менее важно, чем происхождение имени Газимагомед, какие имеет тотемы и талисманы Газимагомед, имя какой национальности Газимагомед и т.д.

Происхождение имени Газимагомед таково, что управляющей планетой является Нептун и Юпитер. Эта планета наделяет носителя имени рядом преимуществ и недостатков.

Преимущества, которые получает имя Газимагомед от Нептун и Юпитер: Нежность, сострадание, оптимизм, великодушие

Недостатки, которыми наделяет Нептун и Юпитер имя Газимагомед: Двуличие, отсутствие воли, непрактичность, беспокойность, меланхолия

Астрологический цвет имени: Красный

Сторона света: Север

Астрологический камень: Гематит, Пирит, Сапфир

Олицетворяющее животное: Сокол

Также той или иной планете соответствует и имеет непосредственное влияние на судьбу каждая буква, из которой состоит имя Газимагомед (национальность Газимагомед, чье имя, в данном случае неважны). Если в именоформе присутствует несколько одинаковых букв, влияние соответствующей планеты усиливается во столько раз, сколько раз повторяется эта буква.

Доминирующая планета для Газимагомед: Солнце

Особое значение имени Газимагомед придается согласно планете, управляющей завершающей буквой. В ряде случаев, независимо от того, какую имеет имя Газимагомед национальность, что значит имя Газимагомед , чье имя, завершающая планета определяет продолжительность и особенности завершения жизни.

Последняя планета по имени: Юпитер

Планетарное число и значение имени Газимагомед

Читателям сайта сайт, наверняка, будет интересно узнать, что за имя Газимагомед с точки зрения планетарных чисел. Значение имени Газимагомед, происхождение имени Газимагомед указывает на планетарное число 6. Управляет этим именем Венера.

Происхождение имени Газимагомед определяет Зодиакальное число 12, что соответствует знаку-зодиака Рыбы.

Сакральным числом, которое определяет значение имени Газимагомед, является 12, что соответствует знаку-зодиака Рыбы

У имени газимагомед совпадают ключевой и сакральный знак зодиака и поэтому их жизнь является более монолитной и цельной и подходит для людей с таким же монолитным гороскопом. В таком случае, такое имя создает в контактах с другими людьми поле благоприятное для раскрытия способностей и реализации имеющихся в судьбе возможностей. Имена - Рыбы связаны с мистерий милосердия, духовности, поисков красоты и идеальной любви. Они создают вокруг человека поле тайн, загадок, любви и гармонии.

Редакция сайта сайт постаралась собрать самую полную информацию, которая описывает происхождение имени Газимагомед, чье имя, что значит имя Газимагомед, имя какой национальности Газимагомед, талисманы Газимагомед... Используйте эту информацию правильно и вы обязательно почувствуете всю скрывающуюся в нем энергетику.

Был убит во время штурма русскими войсками аула Гимры . При взятии аула бароном Розеном , заперся в башне с 15-ю наиболее приближенными, среди которых был будущий имам Шамиль , пытался прорваться с боем, но был убит. В живых остались двое защитников башни, среди которых был будущий имам Шамиль .

Тело Гази-Мухаммада было выставлено в том виде, как его нашли; его труп принял положение молящегося; одна рука держалась за бороду, другая указывала на небо.

Первоначально был похоронен в селении Тарки , близ города Петровска (ныне - Махачкала) , но в 1843 г., отряд хаджжи Кебеда ал-Унцукулави захватил Тарки и перенёс тело Гази-Мухаммада под Гимры. В Гимрах над его могилой был воздвигнут небольшой мавзолей .

Духовное становление Гази-Мухаммада

Первые годы

Гази-Мухаммад был внуком ученого Исмаила, родился в селении Гимры . Отец его не пользовался народным уважением, не иным особенных способностей и придерживался вина. Когда Магомеду минуло десять лет, отец отправил его к другу в Каранай где он и обучился арабскому языку. Он окончил своё образование в Араканах у Сагида-Эфенди, славящегося своею ученостью, но придерживающегося также вина. Магомед был очень набожным человеком, отличался своею строгостью жизни, серьёзным направлением ума, необычайным пристрастием к учению, склонностью к уединению и самосозерцанию, во время которого он даже затыкал уши воском, чтобы не отвлекаться. Шамиль говорил про него: «он молчалив как камень»

Кази-Мулла против адатов

Решив, что дальнейшее учение ничего нового ему уже не даст, Магомед стал муллою, вероучителем, и со всем отдался проповеди шариата - гражданских законоположений Корана. Вдохновенный, суровый проповедник, он быстро снискал широкую популярность среди своих воинственных земляков. Его стали называть Кази-мулла - «непобедимый мулла», и движение молодого духовенства за реформы нашло в нём энергичного и умного идеолога. Но однажды вернувшись в Гимры, Шамиль нашёл своего друга в весьма возбуждённом состоянии. Магомед уже целый месяц маялся от нетерпения, желая посвятить Шамиля в свои отнюдь не отшельнические планы. Убедившись, что знаний в Дагестане - целые горы, а веры, добра и справедливости становится все меньше, что родники истины высыхают, не успев утолить черствеющие души, Кази-Мулла Магомед вознамерился расчистить благодатные источники, чтобы спасти гибнущий в грехах и невежестве народ. Кази-Мулле не пришлось долго убеждать друга, который давно уже был готов к подобному повороту дела. Тем более что беды и нашествия, обрушившиеся на Дагестан, оба считали наказанием Аллаха за ослабление веры. Божественная воля, избравшая Кази-Муллу своим орудием, преобразила доселе кроткого алима в яростного обновителя веры. Первым делом Магомед обрушился на адаты - древние горские обычаи, которые не только противоречили шариату - мусульманскому праву, но и были главным препятствием к объединению горцев. Как писал хронист аль-Ка-рахи: «На протяжении последних веков дагестанцы считались мусульманами. У них, однако, не имелось людей, призывающих к проведению в жизнь исламских решений и запрещающих мерзкие с точки зрения мусульманства поступки» .

Адаты в каждом обществе, ханстве, а порой и в каждом ауле были свои. Кровная месть, опустошавшая целые области, тоже была адатом, хотя шариат запрещает кровомщение против кого-либо, кроме самого убийцы. Похищение невест, работорговля, земельные междоусобицы, всевозможные насилия и притеснения - множество давно прогнивших обычаев толкали Дагестан в хаос беззакония. В феодальных владениях, на глазах царских властей, процветало варварство: ханы сбрасывали неугодных со скал, выменивали дочерей провинившихся крестьян на лошадей, выкалывали глаза, отрезали уши, пытали людей каленым железом и обливали кипящим маслом. Царские генералы тоже не особенно церемонились, когда речь шла о наказании непокорных .

И все же адаты были для горцев привычны и понятны, а шариат, как закон для праведников, казался делом слишком обременительным. Одни лишь проповеди, даже самые пламенные, неспособны были вернуть горцев на путь истинный. И молодые адепты не замедлили присовокупить к ним самые решительные действия. Для наглядности они решили испытать гимринского муллу. Когда горцы собрались на годекане обсудить последние новости, Шамиль сообщил мулле, что его бык забодал корову Шамиля, и поинтересовался, что мулла даст ему в возмещение убытка. Мулла ответил, что ничего не даст, так как, по адату, не может отвечать за глупое животное. Тогда в спор вступил Кази-Мулла Магомед, сказав, что Шамиль все перепутал, и это корову муллы забодал бык Шамиля. Мулла переполошился и начал убеждать собравшихся, что ошибся и что, по адату, с Шамиля причитается компенсация. Гимринцы сначала рассмеялись, а затем заспорили - что же для них лучше: адаты, которые позволяют судить и так и этак, или шариат - единый закон для всех. Спор был готов перерасти в стычку, но Магомед легко объяснил горцам их заблуждения и нарисовал такую пленительную картину всенародного счастья, ожидавшего горцев, если те станут жить по вере и справедливости, что решено было безотлагательно ввести в Гимрах священный шариат, а неправедного муллу удалить из общества вместе со списками богомерзких адатов .

Прослышав о новшествах, в Гимры поспешили соседи, приглашая ввести шариат и у них. По такому случаю, Кази-Мулла написал «Блистательное доказательство отступничества старшин Дагестана». В этом страстном трактате он обрушился на приверженцев адата: «Нормы обычного права - собрания трудов поклонников сатаны. …Как же можно жить в доме, где не имеет отдыха сердце, где власть Аллаха неприемлема? Где святой ислам отрицают, а крайний невежда выносит приговоры беспомощному человеку? Где презреннейший считается славным, а развратный - справедливым, где мусульманство превращено в невесть что? …Все эти люди разбрелись к нынешнему времени из-за бедствий и вражды. Их беспокоят своё положение и свои дела, а не исполнение заповедей Аллаха, запрет осужденного исламом и верный путь. Из-за своего характера и грехов они раздробились и ими стали править неверные и враги. Я выражаю соболезнование горцам и другим в связисо страшной бедой, поразившей их головы. И говорю, что если вы не предпочтете покорность своему Господу, то да будьте рабами мучителей» .

Это воззвание стало манифестом вспыхнувшей в горах духовной революции.

Кази-Мулла обходил аул за аулом, призывая людей оставить адаты и принять шариат, по которому все люди должны быть свободны и независимы, и жить, как братья. По словам очевидцев, проповеди Кази-Муллы «будили в душе человека бурю». Шариат распространялся, как очистительный ливень, сметая недовольных мулл, лицемерных старшин и терявшую влияние знать. Кази-Мулла собрал вокруг себя уже много мюридов, и его проповедь звучала по всей Аварии. Жить по Корану и бороться с неверными! - таков был смысл его учения. Популярность молодого муллы вскоре разошлась по всей стране. О Кази-мулле заговорили на базарах, в ханских дворцах, в кельях отшельников. Аслан-хан Казикумухский вызвал Кази-Муллу Магомеда к себе и стал упрекать, что он подбивает народ к непослушанию: «Кто ты такой, чем ты гордишься, не тем ли, что умеешь изъясняться на арабском языке?» - «Я-то горжусь, что я учёный, а вот ты чем гордишься? - отвечал гость. - Сегодня ты на троне, а завтра можешь оказаться в аду». Объяснив хану, что ему следует делать и как себя вести, если он правоверный мусульманин, Кази-Мулла обернулся к нему спиной и начал обуваться. Ханский сын , изумленный неслыханной дерзостью, воскликнул: «Моему отцу наговорили такое, что собаке не говорят! Если бы он не был учёным, я отрубил бы ему голову!» Выходя из дома, Кази-Мулла Магомед бросил через плечо: «Отрубил бы, если бы Аллах позволил» .

Власти не придали особого значения новому движению шариатистов, полагая, что они могут быть даже полезны в смысле обуздания ханов, дикие нравы которых возбуждали у населения ненависть к властям. Зато силу нового учения хорошо понял почитаемый в горах учёный Саид Араканский. Он написал своим бывшим ученикам письма, в которых требовал оставить опасные проповеди и вернуться к учёным занятиям. В ответ Кази-Мулла Магомед и Шамиль призвали его поддержать их в деле введения шариата и сплочения горцев для освободительной борьбы, пока царские войска, расправившись с восставшими чеченцами и жителями Южного Дагестана, не принялись за высокогорные аулы, которым уже некого будет звать на помощь. Араканский не соглашался, полагая, что дело это безнадежное и непосильное. Тогда Кази-Мулла Магомед обратился к его многочисленным ученикам: «Эй, вы, ищущие знаний! Как бы ваши аулы не превратились в пепелища, пока вы сделаетесь большими учёными! Сайд может дать вам только то, что имеет! А он - нищий! Иначе бы ему не понадобилось царское жалованье!» .

Джемал-Эддин

Уязвленный, Араканский собрал своих сторонников и открыто выступил против Кази-Муллы. Но было уже слишком поздно. Приверженцы шариата явились в Араканы и разогнали отступников. Сайд бежал к шамхалу Тарковскому , сказав, что его кусает щенок, которого он сам выкормил. Сайд любил хорошее вино, и в Араканах его оказалось достаточно, чтобы исполнить волю Магомеда: дом бывшего учителя был залит вином доверху, пока не рухнул. Ручейки с дьявольским зельем текли по аулу несколько дней, а захмелевшие ослы и домашняя птица изрядно повеселили араканцев. Горячие приверженцы нового учения сравнивали Магомеда с самим Пророком. Люди переставали платить налоги и подати, наказывали отступников, возвращались к истинной вере. Брожения и бунты охватывали уже подвластные царским властям области. Учёный тарикатист, созерцатель - Джемал-Эддин, служивший секретарем казикумухского хана, выразил желание познакомиться с молодым проповедником, но без мысли сделать из него тарикатиста. Джемал-Эддин был «молодым» вероучителем, лишь недавно получившим право благовествовать тарикат от Курали-Магомы из села Яраги, и ему нужны были дельные ученики .

Натура Кази-Муллы не выносила абстрактных увлечений. Он чувствовал себя бессильным углубиться в мистику тариката и с грубой иронией ответил Джемал-Эддину, что не считает себя способным к принятию таких высоких истин, как истина тариката. Дело в том, что Коран состоит из трёх разделов - шариата, тариката и хакикята. Шариат - это свод предначертаний гражданского права, нормативы практической жизни; тарикат - указания нравственного пути, так сказать, школа праведников, и хакикят - религиозные видения Магомета, составляющие в глазах мусульман высшую степень веры .

В феодальных условиях демократический шариат был забыт и не выполнялся. Его прямолинейную логику заменили устные обычаи - адаты, которые, нагромождаясь столетиями, создали из гражданского права непроходимое болото примет, обрядов, преданий. На основе устного законодательства и росла тирания феодалов. Адаты опутывали народ крепче цепей, и Кази-Мулле, прежде всего, пришлось столкнуться с противодействием феодалов. Чтобы вернуться к законам Корана, надо было сначала изъять из рук ханства суд. Таким образом, борьба за чистоту веры невольно становилась борьбой политической, и тот, кто посвящал себя ей, отказывался от всех степеней «святости». Именно это дело избрал для себя неистовый Кази-Мулла. Джемал-Эддин же ограничивался только проповедью святости. Пути их были различны .

Однако же они вскоре встретились. И самое неожиданное из всего, что можно было ожидать, произошло мгновенно - Джемал-Эддин легко и быстро подчинил себе Кази-Муллу. Последнему недоставало лишь «ясновидения», чтобы самому сделаться мюршидом, провозвестником тариката, ибо истинный мюршид без ясновидения, как известно, ничто. Обладая спасительным «ясновидением»,- уделом избранников,- человек становится чист, как стекло, и в свою очередь обретал способность видеть, как через стекло, все помыслы людей. Джемал-Эддин открыл в Кази-Мулле и эту «способность» и, не откладывая дела в долгий ящик, предоставил ему право проповеди тариката в Северном Дагестане, о чём немедленно уведомил старшего мюршида - Курали-Магому. Это произвело в них необыкновенные перемены. Воинственные вожди шариатистов обратились в смиренных послушников, для которых молитвы стали средством более привлекательным, чем битвы. С тем они и вернулись. Кази-Муллу будто подменили. Вместо кинжалов он вновь взялся за проповеди, что мало соответствовало темпераменту его последователей. Они полагали, что волчьи аппетиты ханов и прочей знати можно укротить лишь силой, а вовсе не чудодейственными молитвами. Вскоре люди стали расходиться по домам, а первоначальные успехи шариатистов обращались в пыль. Но Кази-Мулла Магомед недолго оставался в плену очарования Джамалуддина. Он уже колебался между тягой к постижению пленительных высот тариката и стремлением к решительному искоренению адатов. В конце концов, он объявил Шамилю: «Что бы там ни говорили Ярагинский с Джамалуддином о тарикате, на какой бы манер мы с тобой ни молились и каких бы чудес ни делали, а с одним тарикатом мы не спасемся: без газавата не быть нам в царствии небесном… Давай, Шамиль, газават делать» .

Имам Гази-Мухаммад

Первые действия

Основные события в начале движения развернулись в Аварии . Первые свои удары Кази-Мулла направил против господствующих сословий. Он истребил более 30 влиятельных феодалов, расправился с некоторыми духовными особами и во главе 8000 войска в феврале 1830 года выступил против аварских ханов. Приблизившись к Хунзаху , он потребовал от молодого хана Абу Султана , находившегося ещё под регентством своей матери Баху-бике, прервать всякие связи с кавказской администрацией и присоединиться к повстанцам, но получил решительный отказ. Впрочем, Баху-бике, вдова хана, справлялась с ролью регентши довольно успешно. Народ уважал её за мудрость и необычайную храбрость. Конь, обнаженная сабля и винтовка были ей знакомы не хуже, чем самому отчаянному джигиту. В делах государственных она была твёрда, в делах житейских - великодушна. Кази-Мулла предложил ханше принять шариат, объявив: «Аллаху было угодно очистить и возвеличить веру! Мы лишь смиренные исполнители его воли!» Хунзах ответил огнём. Разделившись на два отряда, первым из которых командовал сам Кази-Мулла, а вторым - Шамиль, восставшие горцы повели наступление на Хунзахскую крепость. Шариатистов было мало, но они были уверены, что лучше один истинно верующий, чем сто колеблющихся. Началась битва. Был уже захвачен ханский дворец, но тут смелая ханша поднялась на крышу, сорвала с головы платок и закричала: «Мужчины Хунзаха! Оденьте платки, а папахи отдайте женщинам! Вы их недостойны!». Хунзахцы воспаряли духом и нанесли нападавшим жестокое поражение. Взять Хунзах Гази-Мухаммаду не удалось. Более того, он оказался вынужденным снять блокаду и оступить .

Шамиль убеждал Кази-Муллу, что для развертывания всенародной борьбы нужно нечто большее, чем убежденность в своей правоте и кинжалы. Размышления о случившемся и сомнения в правильности своих действий привели Кази-Муллу к светилу тариката Магомеду Ярагинскому: «Аллах велит воевать против неверных, а Джамалуддин запрещает нам это. Что делать?» Убедившись в чистоте души и праведности намерений Кази-Муллы, шейх разрешил его сомнения: «Повеления Божьи мы должны исполнять прежде людских». И открыл ему, что Джамалуддин лишь испытывал - истинно ли он достоин принять на себя миссию очистителя веры и освободителя страны. Видя в Кази-Мулле воплощение своих надежд и считая, что «отшельников-мюридов можно найти много: хорошие же военачальники и народные предводители слишком редки», Ярагинский наделил его духовной силой, восходящей к самому Пророку, и благословил на борьбу. Обращаясь ко всем своим последователям, Ярагинский велел: «Ступайте на свою родину, соберите народ. Вооружитесь и идите на газават». Молва о том, что Кази-Мулла получил разрешение шейха на газават, всколыхнула весь Дагестан. Число последователей Кази-Муллы стало неудержимо расти. Царские власти решили положить конец деятельности шейха. Он был арестован и отправлен в Тифлис. Но, в очередной раз, явив свою необыкновенную силу, шейх легко избавился от пут и укрылся в Табасаране. Вскоре затем он появился в Аварии, обеспечивая духовную поддержку ширящегося восстания .

В том же 1830 году в аварском ауле Унцукуль состоялся съезд представителей народов Дагестана. Ярагинский выступил с пламенной речью о необходимости совместной борьбы против завоевателей и их вассалов. По его предложению Магомед был избран имамом - верховным правителем Дагестана. К его имени теперь добавлялось «Гази» - воитель за веру. Шейх наставлял избранника: «Не будь поводырем слепых, но стань предводителем зрячих». Принимая имамское звание, Гази-Магомед воззвал: «Душа горца соткана из веры и свободы. Такими уж создал нас Всевышний. Но нет веры под властью неверных. Вставайте же на священную войну, братья! Газават изменникам! Газават предателям! Газават всем, кто посягает на нашу свободу!» .

Кавказское командование снарядило в Дагестан специальную экспедицию под командованием генерала Г. В. Розена , который выступил против койсубулинцев. Старшины Унцукуля и Гимры дали клятву верности. Командующий отрядом решил, что дело сделано. Но он глубоко ошибался. Гази-Мухаммад стал готовиться к новому выступлению .

Походы Гази-Мухаммада

Собрав сильный отряд мюридов, Гази-Магомед спустился на равнину и построил укрепление в урочище Чумис-кент (вблизи современного Буйнакска), окруженный густым лесом. Отсюда он призвал народы Дагестана объединиться для совместной борьбы за свободу и независимость. Главным его советником и военным командиром стал Шамиль. В Чумискент был отправлен усиленный отряд царских войск, но горцы вынудили их к отступлению. Это ещё более подбодрило повстанцев. В этой, до предела накаленной обстановке, имам повел борьбу против шамхала Тарковского. Многие селения стали переходить на сторону Гази-Мухаммада. В 1831 году он нанёс сильный удар царским войскам при с. Атлы-буюне . Гази-Магомед взял Параул - резиденцию шамхала Тарковского. 25 мая 1831 года он осадил крепость Бурную. Но взрыв порохового погреба, унёсший сотни жизней, и прибытие царских подкреплений вынудили Гази-Магомеда отступить. Мощи царских войск имам противопоставил своё нововведение - тактику стремительных малых походов . Неожиданно для всех он совершил бросок в Чечню, где с отрядом своего сторонника Шах-Абдуллы, осадил Внезапную - одну из главных царских крепостей на Кавказе . Горцы отвели от крепости воду и держали блокаду, отбивая вылазки осажденных. Только прибытие 7000 отряда генерала Эммануэля спасло осажденных. Эммануэль преследовал Гази-Магомеда, разрушая по пути аулы, но попал в окружение и был разбит при отступлении в Ауховских лесах. Сам генерал был ранен и вскоре покинул Кавказ. Гази-Магомед тем временем атаковал укрепления на Кумыкской плоскости, поджигал нефтяные колодцы вокруг Грозной и рассылал эмиссаров, чтобы поднять на борьбу горцев Кабарды , Черкесии и Осетии . В 1831 году, Гази-Мухаммад, отправил в Джаро-Белоканы Гамзат-бека , однако его действия там не имели успеха .

Значительное число кумыков и чеченцев перешли на его сторону. С 10000 отрядом он обложил крепость Внезапную. Однако под напором царских войск вынужден был отступить в Аух. Здесь произошло кровопролитное сражение, успешно завершившееся для повстанцев. Затем он вернулся в свой лагерь. В Чумискенте к Имаму прибыли посланцы из Табасаран и просили его оказать помощь в их борьбе с угнетателями. Гази-Мухаммад во главе значительного отряда двинулся в Южный Дагестан . В день 20 августа 1831 года Гази-Магомед начал осаду Дербента . На помощь дербентскому гарнизону двинулся генерал Коханов .

Пройдя без каких-либо осложнений Табасаран, Гази-Мухаммад вернулся в Чумискент. Пока царские войска были заняты подавлением повстанического движения в Южном и Центральном Дагестане, Гази-Мухаммад с небольшим отрядом прибыл в Чечню. В ноябре 1831 года Гази-Магомед совершил стремительный переход через горы, прорвал Кавказскую пограничную линию и подошёл к Кизляру . В городе возникла паника. Используя все это, Гази-Мухаммад ворвался в город, но взять крепость не удалось . Среди прочих трофеев горцы увезли в горы много железа, которого им так не хватало для изготовления оружия. Для решительного натиска на восставших было решено усилить Кавказский корпус частями, освободившимися после подавления восстания в Польше. Но привычная тактика не давала в горах желаемого результата. Значительно уступая отрядам Розена по численности, горцы превосходили их в маневренности и умении использовать местность. Поддерживало их и население. На помощь имаму прибывали все новые партии вооружённых горцев. В ряды восставших вставали не только простые горцы, бывшие рабы или крепостные, но и известные в народе люди .

Пока Гази-Мухаммад был на севере Дагестана, царские войска подчинили своей власти ряд сел и напали на лагерь Чумискент, который обороняли Шамиль и Гамзат-бек. Бой длился чуть ли нецелый день. Лишь ночью горцы покинули лагерь. Узнав об этих событиях, Гази-Мухаммад двинулся на юг . В начале 1832 года восстания охватили Чечню, Джаро-Белоканы и Закаталы. Гази-Магомед укрепился в Чечне, откуда совершал нападения на укрепления пограничной линии. Вскоре его отряды уже угрожали крепостям Грозная и Владикавказ. При атаке на последнюю в коня имама попало ядро. Гази-Магомед был тяжело контужен. Когда спросили, кто будет после него, Гази-Магомед, ссылаясь на виденный сон, ответил: «Шамиль. Он будет долговечнее меня и успеет сделать гораздо больше благодеяний для мусульман». Это никого не удивило, потому что Шамиль был не только ближайшим сподвижником имама, признанным учёным, талантливым военачальником и выдающимся организатором, но давно уже стал и народным любимцем .

В том же году Розен предпринял большой поход против имама. Соединившись на реке Ассе с отрядом генерала А. Вельяминова , он прошёл с запада на восток всю Чечню, разоряя восставшие села и беря штурмом укрепления горцев, но добраться до имама так и не смог. Тогда Розен решил сменить тактику, вернулся в Темир-Хан-Шуру и оттуда снарядил крупную экспедицию к Гимрам - родине имама. Как Розен и предполагал, Гази-Магомед не замедлил явиться к родному очагу. Он даже велел бросить большой обоз с трофеями, который сдерживал движение отряда. «У хорошего воина карманы должны быть пусты, - считал он. - Наша награда у Аллаха». Прибыв к Гимрам на несколько дней раньше неприятеля, имам принялся спешно укреплять подступы к аулу. Теснина была перегорожена каменными стенами, на уступах скал были устроены каменные завалы. Гимры являли собой неприступную крепость и горцы полагали, что проникнуть сюда может лишь дождь. В ауле остались только те, кто способен был держать в руках оружие. Старики красили хной седые бороды, чтобы издали походить на молодых джигитов. Семьи и имущество гимринцев были переправлены в другие аулы. Жена Шамиля Патимат, с годовалым сыном Джамалуддином, названным Шамилем в честь своего учителя, укрылась в Унцукуле, в доме отца. Там же укрылась и жена Гази-Магомеда - дочь шейха Ярагинского. 3 или 10 октября 1832 года войска Розена подступили к Гимрам. Отряд генерала Вельяминова насчитывал более 8000 человек и 14 пушек. Сквозь туман и гололедицу, теряя на крутых горных тропах людей, лошадей и пушки, передовой отряд Вельяминова сумел подняться на окружающие Гимры высоты со значительными силами .

Имаму было предложено сдаться. Когда он отказался, начался тяжёлый штурм. С окружающих высот беспрерывно палили пушки. Несмотря на неравенство сил (у Гази-Магомеда было всего 600 человек, горцы не имели ни одной пушки), осажденные, проявляя чудеса храбрости и героизма, сдерживали напор противника с утра до заката солнца. Мюриды отразили множество атак, но силы были слишком неравны. После ожесточенного боя Гимры были взяты. Отряд Гамзат-бека шёл на подмогу имаму, но был атакован из засады и не смог помочь осажденным .

Гимринская башня

Гази-Магомед и Шамиль с 13 уцелевшими мюридами решили защищаться до последней возможности, и засели в башне, построенной после хунзахской битвы, у которой Гази-Магомед предсказал свою гибель. Они личным примером ободряли немногих уцелевших мюридов. В воспоминаниях современного Шамилю горского историка Мухаммеда-Тагира есть замечательный рассказ об исключительном мужестве этой горстки храбрецов, из которой удалось спастись только Шамилю и одному мюриду. Войска Розена обстреливали башню со всех сторон, а смельчаки взобрались на крышу, пробили в ней дыры и бросали внутрь горящие фитили, пытаясь выкурить мюридов. Горцы отстреливались, пока их оружие не пришло в негодность. Вельяминов велел подтащить пушки прямо к башне и расстреливал её почти в упор. Когда двери были разбиты, Гази-Магомед засучил рукава, подоткнул за пояс полы черкески и улыбнулся, потрясая саблей: «Кажется, сила не изменила ещё молодцу. Встретимся перед судом Всевышнего!». Имам окинул друзей прощальным взглядом и бросился из башни на осаждавших. Увидев, как частокол штыков пронзил имама, Шамиль воскликнул: «Райские гурии посещают мучеников раньше, чем их покидают души. Возможно, они уже ожидают нас вместе с нашим имамом!». Шамиль изготовился к прыжку, но прежде выбросил из башни седло. В суматохе солдаты начали стрелять по нему и колоть штыками. Тогда Шамиль разбежался и выскочил из башни с такой нечеловеческой силой, что оказался позади кольца солдат. Сверху бросили тяжёлый камень, который разбил Шамилю плечо, но он сумел зарубить оказавшегося на пути солдата и бросился бежать. Стоявшие вдоль ущелья солдаты не стреляли, потрясенные такой дерзостью и, опасаясь попасть в своих. Один все же вскинул ружье, но Шамиль увернулся от пули и раскроил ему череп. Тогда другой сделал выпад и всадил штык в грудь Шамиля. Казалось, все было кончено. Но Шамиль схватился за штык, притянул к себе солдата и свалил его ударом сабли. Затем вырвал штык из груди и вновь побежал. Вслед затрещали запоздалые выстрелы, а на пути его встал офицер. Шамиль выбил шашку из его рук, офицер стал защищаться буркой, но Шамиль изловчился и проткнул противника саблей. Потом Шамиль пробежал ещё немного, но силы стали покидать его. Услышав приближающиеся шаги, он обернулся, чтобы нанести последний удар. Но оказалось, что Шамиля догонял юный гимринский муэдзин, который выпрыгнул из башни вслед за ним и остался невредимым, так как осаждавшие были отвлечены Шамилем. Юноша подставил обессилевшему Шамилю плечо, они сделали несколько шагов и бросились в пропасть. Когда солдаты добрались до края пропасти, открывшаяся перед ними картина была столь ужасной, что дальнейшее преследование представлялось уже бессмысленным. Один из солдат бросил в темную бездну камень, чтобы по звуку определить её глубину, но отклика так и не дождался. Лишь клекот орлов нарушал воцарившуюся после битвы тишину .

Во всеподданнейшем рапорте барона Розена из лагеря при селе Гимры от 25 октября 1832 года говорилось: «…Неустрашимость, мужество и усердие войск вашего и. в. начальству моему всемилостивейше вверенных, преодолев все преграды самой природой в огромном виде устроенные и руками с достаточным военным соображением укрепленные, несмотря на суровость горного климата, провели их, чрез непроходимые доселе хребты и ущелья Кавказа, до неприступной Гимры, соделавшейся с 1829 г. гнездилищем всех замыслов и восстаний дагестанцев, чеченцев и других горских племен, руководимых Кази-Муллою, известным своими злодеяниями, хитростью, изуверством и смелою военною предприимчивостью. …Погибель Кази-Муллы, взятие Гимров и покорение койсубулинцев, служа разительным примером для всего Кавказа, обещают ныне спокойствие в Горном Дагестане». Тело имама принесли на аульскую площадь. Гази-Магомед лежал, умиротворенно улыбаясь. Одной рукой он сжимал бороду, другая указывала на небо, туда, где была теперь его душа - в божественных пределах, недосягаемых для пуль и штыков .

Последствия

Не замеченный царским правительством вначале, мюридизм скоро окреп и вырос в грозную силу. «Положение русского владычества на Кавказе внезапно изменилось, - пишет цитированный выше Р. Фадеев, - влияние этого события простерлось далеко, гораздо дальше, чем кажется с первого разу». Мюридизм сделался для горцев мощным оружием. Лозунги газавата, священной войны с угнетателями, дали выход ненависти, накопившейся против завоевателей и местных феодальных владетелей и содействовали объединению разноплеменного населения Северо-восточного Кавказа. В религиозной оболочке сказывались стихийность, неоформленность крестьянского движения, отсутствие ясного понимания своих задач. Религиозная форма движения, возглавлявшегося мусульманским духовенством, затемняла классовый смысл мюридизма и способствовала позднее его распаду. Одним из главных вдохновителей и сторонников этого движения за освобождение простых горцев и был имам Гази-Магомед. Ему суждено было погибнуть смертью достойной настоящего дагестанца - не изменив своим идеалам, своему народу и товарищам. Опасаясь паломничества на могилу имама, его похоронили подальше от Гимров - в Тарках , но в 1843 г., приказом Шамиля тело Гази-Мухаммада было перенесено под Гимры .

Напишите отзыв о статье "Гази-Мухаммад"

Примечания

1. . Р. М. Магомедов, А. Р. Магомедов. 2012.
2. Гаджиева Мадлена Наримановна. . - Махачкала: Эпоха, 2012. - ISBN 978-5-98390-105-6 .
3. . Абдурахман Казикумухский. Калуга, 1864 г.
5. Б. Н. Земцов, А. В. Шубин, И. Н. Данилевский. : Учебное пособие для студентов технических вузов. СПБ.: Питер, 2013 - 416 с. ISBN 978-5-496-00153-3 .
6. Дадаев, Мурадула . islamdag.ru (19 декабря 2009). - «Тело имама Гази-Мухаммада было опознано с помощью мунафиков (лицемеров), отвезли его в Тарки. Там его сначала повесили на столбе, где тело провисело две недели, а лишь затем похоронили.» Проверено 15 января 2014.
7. Бобровников, В. О. Гази-Мухаммад // . - 2001.
8. Чичагова М. Н. Шамиль на Кавказе и в России. - М., 1991. С.20.
9. Мухаммед-Тахир. Три имама. - Махачкала, 1990. С. 10.
10. Казиев Ш. М. Имам Шамиль. - М., 2001. С. 34.
11. Мухаммед-Тахир. Три имама. - Махачкала, 1990.
12. Казиев Ш. М. Имам Шамиль. - М., 2001. С. 36.
13. Казиев Ш. М. Имам Шамиль. - М., 2001. С. 37.
14. Павленко П. А. Шамиль. - Махачкала, 1990. С. 14.
15. Павленко П. А. Шамиль. - Махачкала, 1990. С. 15.
16. Казиев Ш. М. Имам Шамиль. - М., 2001. С. 47.
17. В. Г. Гаджиев, М. Ш. Шигабудинов. История Дагестана: Учебное пособие; 9 кл. - Махачкала, 1993 г. - 41 страница
18. Казиев Ш. М. Имам Шамиль. - М., 2001. С. 49.
19. В. Г. Гаджиев, М. Ш. Шигабудинов. История Дагестана: Учебное пособие; 9 кл. - Махачкала, 1993 г. - 42 страница
20. Казиев Ш. М. Имам Шамиль. - М., 2001. С. 51.
21. Казиев Ш. М. Имам Шамиль. - М., 2001. С. 53.
22. Кровяков Н. Шамиль. - М., 1990. С. 21.
23. Мухаммед-Тахир. Три имама. - Махачкала, 1990. Стр.-20.
24. В. Г. Гаджиев, М. Ш. Шигабудинов. История Дагестана: Учебное пособие; 9 кл. - Махачкала, 1993 г. - 43 страница
25. Казиев Ш. М. Имам Шамиль. - М., 2001. С. 56.

Литература

• М. Н. Чичагова, , СПб., 1889 (репринт: М., 2009, Изд.: Вузовская книга, ISBN 978-5-9502-0384-8)
• Шапи Казиев ЖЗЛ. М., Молодая гвардия, 2010. ISBN 5-235-02677-2
• Комментированный пер. Т. Айтберова.
• пер. А. Барабанова.
• Стихи.
• Казиев Ш. М. Имам Шамиль. - М., 2001.
• Кровяков Н. Шамиль. - М., 1990.
• Павленко П. А. Шамиль. - Махачкала, 1990.
• В. Г. Гаджиев, М. Ш. Шигабудинов. История Дагестана: Учебное пособие; 9 кл. - Махачкала, 1993 г.

Отрывок, характеризующий Гази-Мухаммад

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.

На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l"Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь. – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов, – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ, молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C"est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.

Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим, с приехавшим из за границы. Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза.)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.

В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N"est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай, – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался.
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся, – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится, – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится, – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c"est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s"en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…